Ирина Веригина работала главой Луганской облгосадминистрации с 10 мая по 15 сентября 2014 года. Пьяный маргинал хотел расстрелять ее на площади, боевики взорвали квартиру в Луганске, где она жила. Ирина добилась в суде, чтобы ее признали потерпевшей от российской агрессии, и собирается взыскать с РФ причиненный ущерб, но отказалась от статуса участника АТО.

В интервью «ОРД» Веригина рассказала о трусах из Генштаба и спонсорах «русской весны». О том, как бомбили Луганск, и о других преступлениях путинской России, агрессию которой не хочет признавать АП Порошенко.

— Как вы стали губернатором?

— Позвонили из администрации Президента (и.о. был Александр Турчинов) и попросили меня исполнять обязанности головы ОГА всего на несколько недель. После событий на Майдане я была назначена первым замом. Украинская армия заходила на территорию области, необходимо было кому-то ее встретить, заниматься обороной.

— Как начинался захват Луганской области?

— Первый раз нашу администрацию в Луганске захватывали 9 марта. В тот день был день рождения Шевченко, студенты пришли в вышиванках, с праздничным настроением – пели… И вдруг черная толпа – несколько тысяч, с битами, прутьями. Некоторые с огнестрельным оружием. Избивали детей и взрослых без разбора, а потом начали захват. Через несколько дней удалось освободить ОГА, но появились палатки под флагами России. 6 апреля захватили здание СБУ. Там было много оружия, которое завозилось всю зиму, чтобы разгонять Майдан. У меня была жесткая позиция по зачистке здания СБУ, но решения принимали в Киеве.

— Когда «местные элиты» в Луганске начали подготовку к «русской весне»?

— 10 января 2014 г. Луганский облсовет принял решение обратиться к казакам Войска донского с просьбой патрулировать улицы Луганска. Я написала в СБУ: не может войско, подчиненное Президенту Путину, патрулировать украинский город. Реакции не было. И пьяные казаки с шашками начали бродить по городу.

А квартиры в центре Луганска приезжие снимали еще с осени 2013 года. Эти неизвестные граждане России потом оказались представителями спецслужб ФСБ. Они приходили на наши митинги. И, скорее всего, они сотрудничали с Луганским облсоветом.

5 марта депутаты Луганского облсовета заявили, что они не поддерживают киевскую власть и сделали обращение к Путину. Глава облсовета Валерий Голенко зачитывал это обращение.

— А вы, как работник ОГА, когда были вынуждены покинуть свой кабинет?

— 29 апреля 2014 года администрация была захвачена окончательно. Но я оставалась в Луганске, пока это было возможно. А в тот же день, 29-го, был ранен Игорь Чудовский, адвокат, который был с нами на Майдане. И в этот же день была захвачена облпрокуратура. Увеличилось количество оружия, которое завозили через Антрацитовский район. Любой мог приехать в Антрацит и по паспорту получить оружие. Демаркации границы не было абсолютно – чистое поле, по которому провозить контрабанду было легко. Оружие везли «КАМАЗами».

— У меня в мае 2014 года была информация, что подчиненные Николая Литвина (главы Госпогранслужбы) за один такой Камаз брали 15 тысяч евро. Как вы думаете, она соответствовала реальности?

— У контрабандистов была своя дорога, и зарабатывавшие на контрабанде пограничники это знали. Я не говорю обо всех. Было много честных ребят, которые защищали свою землю и готовы были погибнуть. Пример тому, оборона погранзаставы в Луганске. Но были и предатели, потому что не видеть, не знать не могли, «КАМАЗ» – не иголка.

— Кто из местных представителей ПР финансировал терроризм?

— «Регионалы», которые не хотели терять контроль над областью. Это и народный депутат от ПР Сергей Горохов (хозяин Луганского завода трубопроводной арматуры – прим. ред.), и другие люди Ефремова. Вначале боевиков, которые находились в Луганске, спонсировали именно они.

Когда началась подготовка к президентским выборам, боевики стали захватывать в плен работников избирательных комиссий, бросали в багажник, возили часа 3-4, потом выбрасывали где-то в посадке. Были раненые, с переломами. Потом стали бросать людей в подвалы СБУ…

Ситуация абсолютно вышла из-под контроля 9 мая (накануне моего назначения главой ОГА). Когда я пришла на митинг, я увидела, что я там единственная без георгиевской ленточки. 5-титысячная толпа, и ни одного нормального взгляда. Все глаза наполнены ненавистью, и все в ленточках.

Ко мне подскочил пьяный террорист с автоматом и пригрозил, что расстреляет меня прямо на митинге, если я не надену «колорадку», но я не могла себе это позволить. Сначала выступали ветераны, потом к микрофону стали выскакивать неадекватные люди. Одна женщина взяла микрофон и сказала, что я проводила Майдан: «Эта фашистка тут три месяца говорила: «Слава Украине». Толпа начала скандировать: «Убить бендеровку!». Было очень страшно. Рядом стояли все депутаты облсовета, все луганские народные депутаты, в том числе – Ефремов, коммунист Килинкаров, городской голова Кравченко, Голенко и Пристюк, и ни один из них не выступил в мою защиту. Единственный человек, который меня поддержал – журналистка Яна Осадчая, которая делала репортаж, и тоже была без ленточки.

После этого водитель меня с трудом вывез из Луганска. Когда мы пересекали блокпост сепаратистов в Счастье – там уже пьяные люди бросали дротики в мою фотографию, на которой было написано, что я — преступник. И когда мы въехали в Сватово, спустя 3 часа после пережитого ужаса, я увидела флаг Украины, и у меня полились слезы. Захотелось стать перед ним на колени. Я даже не понимала, что для меня такое государственный флаг и вышиванка, хотя в вышиванках мы ходили на Майдан.

— А антиукраинский референдум как проходил в Луганской области?

— Обзвонила всех мэров городов, всех голов райадминистраций, предупреждая об уголовной ответственности за его проведение. В Кременском районе, который находился на линии огня (а Старая Краснянка так просто горела от обстрелов), местные фермеры и общественность, которых объединил голова района Дмитрий Красносельский, смогли отстоять район. А некоторые из тех, к кому я звонила, как, например, Марина Филиппова, мэр-«регионал» из Красного Луча, отвечали, что никакого референдума не будет. А потом лично его проводили. Филиппова сейчас занимает высокую должность в «ЛНР», она давно сотрудничала с донскими казаками. Если север области оказал сопротивление, то юг полностью лег под сепаратистов. В северных районах референдума не было, но вечером приехали коммунисты, собрали 20-30 бабушек в беседке, и стали опрашивать: «Вы за то, чтобы вам пенсию повысили? Тогда нате вам белый лист, пишите на нем «да». На той территории референдум тоже проводился под дулами автомата, хотя в Свердловском районе, в Ровеньках, да и в Луганске, многие шли на референдум, как на праздник, считая, что заживут хорошо в своей республике.

— Как вы встречали украинскую армию?

— В Сватово должен был появиться первый эшелон, но коммунисты не дали разгрузить технику. Председатели поссоветов Сватовского района вывели женщин и те легли на рельсы. В 2015 году наконец на некоторых из них были заведены УД. Но будут ли решения?.. В общем, мы технику разгрузили на территории Харьковщины и проводили до Луганщины. В Сватово была создана серьезная оборона – мэр города Евгений Рыбалко смог собрать громаду на защиту. Вначале хотели блокпосты ставить по Сватовской дороге, но удалось убедить командование в том, что их надо ставить под городом Рубежное. Хотя можно было продвинуться и дальше…

Тогда к нам приехал генерал Игорь Воронченко, который успел побывать в плену в Крыму, где ему предлагали огромные деньги за переход на сторону РФ. Но он после плена приехал к нам и возглавил штаб АТО, а сейчас назначен командующим ВМС Украины. Тогда наши солдаты были голодные, раздетые, не хватало оружия… Но патриотизм был высок. Особенно среди добровольцев батальона «Айдар», который уже в апреле сформировался и сыграл огромную роль. Когда они начинали операцию по освобождению города Счастье, я очень переживала, потому что мост на Счастье был заминирован, и часть нашей территории была бы оторвана, а нам необходимо было вывозить детей и больных людей из Луганска. Но «айдаровцы» освободили Счастье без единого выстрела, показали пример героизма. Благодаря таким патриотам, и удалось отстоять большую часть области.

— Вы помните, как был сбит самолет «Ил-76» с украинскими спецназовцами?

— Это был шок, ведь о том, что самолет подобьют, было известно за много часов! Мы слушали переговоры боевиков и знали, что это готовится, предупреждали, передавали эту информацию по закрытой линии СБУ, Генштабу, руководству Минобороны… И вдруг слышим, что самолет сбит… Часто нам говорили добровольцы: «Если мы что-то проводим, Генштаб не ставим в известность, потому что там есть предатели». И я думаю, что у нас до сих пор много в руководстве армии людей, которые в душе поддерживают Путина.

— Какие еще военные преступления РФ в период вашего губернаторства вам запомнились?

— 22 мая были первые погибшие военные на Луганщине – ребята из Новоград-волынской бригады, в Рубежном есть мемориальный знак. У них остались дети… А когда я попросила в Генштабе информацию о погибших, оттуда выходило, что первые потери у нас были 22 июня. Так вот и добровольцы погибшие тоже в статистику Генштаба не входят…

Трагедия в Зеленополье в июле тоже запомнилась. Объявив первое перемирие, почему-то бросили наших танкистов в чистом поле. Не вывели, не дали укрыться, а бросили, как мишень. Страшная жара была, а у них — ни воды, ни еды. И как только перемирие закончилось, ребят 24-ой и 79-ой накрыли «Градами». Как с территории РФ, так и с территории Украины, захваченной террористами. Потери были очень серьезные.

А до этого перемирия мы потихонечку выполняли задачу по взятию под контроль границы — хотя и медленно, но наши ВСУ закрывали границу со стороны Донецкой и Луганской областей. После обстрела боевики долго не допускали туда наших, чтобы забрать тела. Останки лежали под открытым небом. А в середине июля мы потеряли последний наш погранпост в Красной Таловке – он был полностью уничтожен россиянами.

С миссией ОБСЕ я выезжала в село Камышеватое (Станично-Луганского района), и видела, как горели дома. Тогда тоже обстрел шел с территории РФ, и у меня возникли большие сомнения по части этой миссии. Среди них было много представителей России и людей поддерживающих РФ. Мы им говорим о провокациях, а они ничего как будто не видят. И в Камышеватом я им говорю – смотрите, вот же в 200 метрах граница с Россией, не заметить невозможно, что оттуда ведется обстрел. Вот и по деревьям видно — откуда прилетели снаряды. Пришлось заставлять, чтобы отметили, что обстрел велся со стороны РФ.

Станица Луганская постоянно обстреливалась боевиками «ЛНР». Наверху был их блокпост, а Станица внизу, как на ладони. Обстрелы совпадали с приездом российского ТВ, которое делало сюжеты о том, как «украинские фашисты обстреливают мирных граждан»…

Потом разбомбили ТЭС, и мы остались без связи, без воды, без света. Чтобы передать информацию, я выезжала в Купянск, в Харьковскую область — там ловила мобильная связь. В день раз пять приходилось 50 км. мотаться туда-сюда.

Когда в Луганске не было электричества, русские серьезно обстреливали город. Мертвых мирных жителей собирали, свозили в морг, а когда тела начали разлагаться, всех свезли в братскую могилу… Тогда я поняла, что стратегические объекты нельзя приватизировать. Просила нас перебросить на Харьковское облэнерго, а мне объясняли: «Разные собственники». Многие россияне выкупили наши стратегические объекты еще до Майдана, как Григоришин – «ЛЭО».

Мы открыли в Счастье передвижной пункт, где могли людям оказать первую помощь, приходилось договариваться с боевиками, чтобы дали возможность людям выезжать из «ЛНР». Договорились, а они машины обстреляли. И так не раз…

— В какой момент произошел перелом, после которого надежда на скорое возвращение Луганска пропала?

— После Дня Независимости. А мы уже думали, что этот праздник будем в Луганске отмечать… В августе мы почти контролировали Луганск. В Каменобродском районе уже были наши флаги. Лутугино было наше. Украинская армия освободила аэропорт.

О нем, кстати, говорят меньше, чем о донецком, но и там были настоящие терминаторы: львовские десантники, которым я очень благодарна. Их завели туда в начале апреля, и они до сентября там находились. Иногда без воды, голодные, в осаде. Но не сдавались.

Мы завозили в Луганск гуманитарную помощь. Разведка докладывала, что сепаратисты оттуда вышли. Надо было просто войти в пустой город и занять его. Но не было на то политической воли. Генералы находились в Киеве, а надо было находиться там, видеть все своими глазами. Помню, в мае, когда прилетел наш штаб, они даже в Сватово не заехали, хотя не знали ситуацию, хотя у них были старые карты. Трусость! Никто не захотел брать на себя ответственность. А оправдывались тем, что регулярная российская армия вошла на нашу территорию. Но я еще в июне писала, что российская армия бросает понтонные мосты в Краснодонском районе…

— Вам ставят в упрек, что вы не выгнали из ОГА «регионалов». Почему?

— 50% работников администрации поддерживали Россию, они все разъехались, и уволить их законно было невозможно. Они были защищены постановой Кабмина о том, что госслужащие, если им угрожает опасность, могут не находиться на рабочем месте, могут уезжать, и часть зарплаты им сохраняется. Любой суд их мог восстановить на работу с возмещением ущерба. Ведь у нас не война, а АТО. Я отправляла предложения по кадрам в Киев, а в ответ — тишина. Особенно была большая проблема по Беловодскому району. Несколько месяцев воюющий район жил без главы районной администрации и с сепаратистами депутатами районной рады. Чтобы менять людей, надо было иметь поддержку Президента и Кабмина, а я не чувствовала поддержки Киева вообще. Рядом была команда волонтеров — людей, которые все потеряли в Луганске – вот они мне и помогали… Однако, все-таки удалось уволить некоторых одиозных — Арапова, Малыша.

— Какой должна быть стратегия по отношению к Донбассу?

— Как 2 года назад, так и сейчас — не понимают, что делать с Донецкой и Луганской областями. А если бы Украина еще в 2014 году, когда у нас была колоссальная поддержка, на весь мир заявила, что русские обстреливают наши города, что у нас война, тогда все было бы по-другому. Но мы молчим. И у нас АТО. Соответственно, и такая же международная позиция. Те заявления, что мы слышим по ТВ – это политические заявления. А на дипломатическом фронте проигрываем, так как нет стратегии.

Два года назад я считала, что мы могли полностью освободить Луганщину, и когда первые Минские соглашения были подписаны — для меня это был шок. Сейчас я понимаю, что нужна национальная идея. РФ должна быть признана виновной стороной и должна отвечать за происходящее, а не выступать в роли переговорщика. Почему-то мы до сих пор не ратифицировали Римский статут. А если бы это произошло, Международный уголовный суд мог бы судить Путина.

Оккупант должен обеспечить жизнь на оккупированных территориях, а до тех пор мы не можем забирать у луганских и донецких пенсионеров пенсии. Мы же забираем пенсии, утверждая, что нельзя финансировать терроризм. Но при этом платим за уголь, поступающий к нам из «ЛНР». И даем в «ЛНР» нашу воду. Это не финансирование? На той территории пенсионеры оплачивают и воду, и газ, но в бюджет Украины эти деньги не поступают, а остаются у террористов.

Когда я спрашиваю наших бойцов – какой вы видите выход? Они говорят: либо зачистить от оккупантов те территории, либо признать оккупированными. Армия не должна стоять без дела в окопах и получать пули в спины, это деморализует. Я бы предложила признать ту территорию оккупированной Россией.

— Новое министерство по оккупированным территориям поможет решить проблему?

— Это министерство надо было 2 года назад создавать, а сейчас я к нему скептически отношусь. У нас много разных агентств создается, бюро разных… НАБУ год проработало — зарплаты огромные, эффекта ноль. Много органов создается по требованию общества, но не ради результата.

— Расскажите о том суде, который после 2 лет разбирательства отказал в иске о признании России агрессором. Насколько я знаю, вы там выступали как свидетель. Ваши впечатления?

— В суд подал правозащитник Станислав Батрин. С самого начала представители СБУ, Гентшаба и Администрации Президента были против рассмотрения его иска. Сказали, что доказывать факт российской агрессии не надо – мол, есть же постанова ВР. Хотя это политическая постанова, а по сути назвать РФ агрессором у нас боятся. Потому что хотят торговать с Россией… Потому что есть Липецкая фабрика… Но истцу удалось убедить суд, что нужно заслушать свидетелей, и я, а так же Андрей Сенченко, возглавлявший комиссию по Иловайску, и генерал Воронченко, и Александр Коломийцев (зам. командира добровольческого батальона) — давали суду показания. Луганчанин Коломийцев предоставил файлы с документами, в которых показано — где и какие части российской армии находились на территории Украины. Но суд отказал в иске.

Истец Станислав Батрин будет это оспаривать. Но мы с Андреем Сенченко с помощью созданного нами общественного движения продолжаем добиваться признания РФ ответчицей. Выиграли несколько судов. Я добилась признания статуса потерпевшей от российской агрессии и оккупации части Луганской области. И, думаю, что моральный и материальный ущерб мы сможем взыскать с РФ. И в этом помогаем всем переселенцам, семьям погибших, раненным. Чем больше наших украинских судов будут принимать такие решения, тем больше будет давление на Россию. Если Президент против, давайте бороться по-своему.

— Когда на той территории можно будет проводить выборы?

— Там сейчас российские войска, поэтому, надеюсь, наши депутаты не проголосуют ни за какие выборы на оккупированной территории. Президент говорит, что уже в этом году могут состояться выборы, но это не осуществимо. После полного освобождения не меньше 5 лет на той территории нельзя проводить выборы. Понадобится время без российского телевидения. Понадобится информационная поддержка. Понадобится луганских детей возить в другие регионы. Чтобы помочь вернуть людей в адекватное состояние.

Пример по Камышеватой. Разговариваю с женщиной, у которой горит дом: «Откуда стреляли?». «Оттуда». «А там что?» «Россия». «Обстреливает кто?». «Не знаю — может, Украина». «Как Украина? Там же Россия!» «Ну что вы все на Россию сваливаете?». У нее дом горит, осталась без крыши над головой, и не может признать, просто не хочет осознать, что это сделано Россией! Вот какая зомбированность.

Сейчас там детям внушают ненависть к Украине и раздают российские учебники. Когда в июле 2014 г. русские бомбили Луганск, мы возили луганских детей на Западную Украину. Родители очень боялись. Подходят ко мне: «А может куда-то в Полтаву, куда-то поближе?» А возвращались дети оттуда просветленными.

Всегда вспоминаю случай в Старобельске. Пришла 1 сентября в 1 класс, и девочка мне говорит: «А можно я вам гимн спою?» Я удивилась: «Пожалуйста». Встает эта девочка, а потом встают за ней другие дети и поют. И ведь их еще никто не успел научить этому в школе! Многие люди, которые ценой своей жизни доказывали, что Луганск – это Украина, и те, кто сейчас рисует украинские флаги на территории не подконтрольной Украине – им очень обидно слышать призывы: «А давайте отрежем Донбасс».