Они сидели на каменном бордюре, вытянув зудящие от усталости ноги и слегка распустив шнурки берцев. С моря поддувал свежий бриз с легким запахом йода, трепля мальчишечьи вихры, русые, белобрысые, каштановые, уже отросшие за три месяца в учебке.

Их было пятеро, новичков-срочников, недавно мобилизованных в армию из Луцка, и распределенных после учебки в часть ПВО. Распределяли еще там, в Полтаве, а сюда, в Крым, они прибыли к месту постоянной службы.

Дело шло к обеду, и в животах юных организмов поднимался знакомый зуд требования пищи.

- Та где ж той сержант, – сердито буркнул Тарас.

- Тебе только б хавчить, – отозвался Дима, – ты на море смотри. Ты дома такое видел? Синева какая, а там вон зеленое полосками пошло. Это почему полосками, как мрамор?

- Может, зависит от глубины, где темнее, там глубже, – предположил Сашка.

- Та не, – ответил Тарас, – тебе ж не за темнее, а за другой цвет говорят. Я думаю, там, где зелено, там водоросли. А где синее, просто чистая вода.

- Похоже на то, – скользя по бликующему солнцем водному простору распахнутыми глазами, пробормотал Марк.

- Да вы как дети, ей-Богу, моря они не видели. Вы, что, телек никогда не смотрели?

Сергей был старший из них, ему было уже двадцать два, а мобилизовали его позже других, так как в 19 он женился, а через месяц всего у него родилась дочка, что некоторое время служило поводом для добродушного зубоскальства друзей. По закону его нельзя было призывать, пока ребенку не исполнилось три года.

- Так то по телеку. Там видишь только то, что в кадре, что тебе показывают, а здесь такой простор и запах, и ветер, и парусник вон слева, за ним второй. Совсем другое дело. После дембеля буду пробовать в художку поступать, если поступлю, море буду рисовать, – сказал Дима.

- Это называется маринист, – назидательно произнес Марк. – Я, лично, в юридический. В Луцке нету, придется или в Киев ехать, или в Харьков. Харьков лучше, там очень известный институт, но поступить труднее будет.

- А я еще не решил, что делать после дембеля. Главное, чтобы Оля меня дождалась. Даже загадывать не хочу. Вдруг загадаю что-то хорошее, приеду домой, а она с другим. Это ж как? Это ж повеситься можно будет. Зачем мне тогда поступать, для кого? Предки хотят, чтоб я в автомобильный техникум пошел, а мне это нудно. Не тянет. Я пока ничего не решил, главное – Оля.

Это сказал Саша.

- Тебе надо было с ней переспать и тогда б она никуда не делась. Или вы уже?

- Уже, уже, но кого это сейчас держит!

- Пацаны, смешно. Мы еще служить не начали, а вы за дембель уже размечтались. Главное зараз, все ж таки, пообедать. Борща бы горячего и пару котлет с картошкой.

В конце аллеи показался сержант. Ребята оживились.

 - Так, товарищи военнослужащие. Выдвигаемся на постой до завтра. Обедать, ужинать и ночевать будем в частном доме у квартирной хозяйки. Там договорено. За обед и ужин будет оплочено. Завтра к 8 утра придет автобус и отвезет нас в часть для дальнейшего прохождения службы.

- Ура! – Крикнул Димка.

Сержант грозно нахмурился и повернулся к нему.

- Не по уставу, рядовой Федченко!

Дима выпрямился и вытянул руки по швам.

- Вещмешок на плечо, шагом марш! – скомандовал сержант.

Было два часа дня.

За час ребята прошли через город и поднялись наверх к окраине, где располагался частный сектор.

Хозяйка дома, с которой договорился сержант, встретила их у калитки двора, вытирая руки фартуком. Полноватая, пожилая женщина с сединой на висках, ввела их во двор, где справа располагался большой хозяйский дом с занавесочками на окнах, а напротив меньший – то ли подсобный, то ли гостевой. Из будки выглянула любопытная дворняга, виляя хвостом.

- Вон там они будут ночевать, – показала она рукой на гостевой домик. У меня там всегда летом туристы живут. Там 10 кроватей, так что хватит. Обед на кухне, пусть мальчики помогут на стол накрыть.

Сержант кивнул, а ребята кинулись стайкой в ту дверь, откуда доносился пар и вкусный запах. Сержант вынул из вещмешка пачку денег и, пересчитав, протянул хозяйке.

В гостевом домике было две комнаты, одна, запертая на ключ, во второй располагались пять кроватей, а посредине длинный стол, на который солдаты выставили тарелки с борщом и кашей, поверх которой лежали куски вареного мяса, блюдо с хлебом и пять стаканов компота.

Расселись и принялись за еду.

Вошел сержант.

- Слушай мою команду. После обеда вымыть всю посуду. Снести на кухню. За домом есть огород. Так что прохлаждаться не будете. В сарае лопаты. Все вскопать, от дома до забора. Весна на дворе, а хозяйка старая, поможем. Потом ужин, посуду помыть, ноги помыть, носки постирать. Потными ногами в чужом дому не пахнуть, ясно?

 - Есть, товарищ сержант, потными ногами в чужом дому не вонять, – весело проорал Димка.

- Луцюк, остаешься за старшего. Я за вами заеду в 7.30 утра. Чтоб все при параде, умытые, и застегнутые на все пуговицы.

Он вышел.

- Кажись, нам повезло с сержантом, – Тарас еле протолкнул слова сквозь набитую в рот кашу. – Вот у моего старшого братани был в армии, так тот чисто зверь, гонял их страшенно. А цей человечный, сразу видно.

- Ага, – согласился Марк, отламывая двумя пальцами кусочек хлеба. – Нормальный мужик.

- Хорошо бы около части был поселок с девочками классными, там есть какой-то поселок, кто знает?

Сергей покачал головой.

- Сдается, еще не решили, в какую именно часть нас отправить. Сержант ведь именно за этим в штаб поехал, – сказал Сергей. – Утром узнаем. Сашко, ты посуду моешь, а мы на огород пойдем.

Хозяйка дома выглянула в окно на стук. По стеклу барабанил пальцами участковый. Она открыла дверь и вышла на крыльцо.

- Николаевна, дело есть. Важное, впусти.

Участковый прошел к столу и уселся, положив на колени фуражку.

- К тебе на постой солдат поселили?

-Да, а что?

- Сколько их?

- Пятеро.

- Значит, так. Следи за ними. Вечером, как улягутся спать, только когда совсем уснут, поняла? Зажжешь свет в этом окне – угловом. А во всех остальных комнатах потушишь. Возьмешь Шарика, чтоб не залаял, и вместе с ним уйдешь со двора. До утра.

- Куда я уйду? Зачем?

- К соседке пойди, скажешь, тараканов потравила.

- Так зачем, Вася? Ты ж не сказал.

- Мы с тобой говорили, что здесь Россия? Эта территория захвачена. Сегодня ночью освобождать будем.

- А с ними, что? Они дети совсем.

- Не боись. С ними ничего не будет. Они сонные, их вежливо попросят одеться и выйти, уведут, куда надо. Им ничего плохого не сделают.

- Ой, Вася, там неразбериха начнется, побьют мне все. Там же вазочки, а на стенах новые, недавно купила…

- Не ной. Хочешь в России жить? Там и нитки не тронут. Сама сказала, дети еще. Их пять безоружных, придут пять взрослых, с автоматами, вежливо велят одеться и выйти с поднятыми руками для отправки обратно в Хохляндию. Да они сопротивляться и не подумают. Не тупые, небось.

Участковый протянул руку и потрогал Николаевну за слегка обвисшую грудь. Она не отодвинулась.

- А потом заживем. В матушке-России.

Клавдия Николаевна вернулась домой к 8 утра. Шарик, которого она вела на веревке, радостно устремился к своей будке, но остановился и заворчал. На камешках двора лежала берца с распахнутым, незашнурованным ртом. Он подбежал и обнюхал ее. Коротко взлаял.

Клавдия Николаевна подбежала к дверям гостевого домика, распахнула и завопила. Внутри был полный бедлам. На полу валялась сорванная со стола потоптанная скатерть, вся мебель перевернута, икона Богоматери повисла на одном гвозде, углом вниз. Одна из кроватей стояла дыбом, взгромоздившись на другую. Три поломанных стула, осколки керамики на полу…

- Батюшки-светы! – Выла Николаевна, – урону-то сколько! А говорил, ничего не будет, нитки не пропадет, да тут разор мне полный на мою голову, ой бедная я, да сколько ж тут побитого всего!..

Она бросилась поднимать то, что еще сохранилось целым.

Наклонилась, чтобы дрожащими руками поднять керамическую настенную тарелку с изображением вида Феодосии, бывшей турецкой Кафы, но тут между крышкой стола, лежавшего на боку, и опрокинутой шифоньеркой, заметила светлую, босую ступню ноги.

Николаевна осторожно заглянула дальше.

Солдат лежал лицом вниз. На нем белая майка и камуфляжные штаны. Ноги босы. Видно, штаны успел натянуть, а ноги обуть не успел.

Чуть выше затылка на тыльной части головы виднелась рана, из которой торчали осколки кости, и вспучивалась какая-то серая мокрая масса.

Из раны по тонкой мальчишечьей шее стекала к полу тонкая красная струйка, ползла к дверям, поблескивая в тех местах, где на нее падали блики солнца из окна.

Ползла к ногам Клавдии Николаевны, та отступала, но струйка продолжала тихонько течь за ней, за ее ногами, к выходу из комнаты.

Николаевна бросилась во двор, ее колотила дрожь.

Она стояла под деревом и в голове мелькала только одна мысль: сколько же в нем крови, сколько крови…

Шарик сидел над берцей, вопросительно глядя на хозяйку, что, мол, с этим чужим предметом делать.

Калитка скрипнула, вошел радостно возбужденный участковый Вася.

- Все, Николаевна, наша взяла. Мы в России, Клава. Заживем!

- Там, там… мертвый лежит…

Она указала рукой на дверь.

- Да ты не обращай внимания. Сейчас позвоню, его увезут. Мы в России, Клава, у тебя пенсия в три раза выше, у меня зарплата, я в рост пойду, заживем!

 - Ты говорил, сопротивляться не будут, а там все переломано.

- Плюнь, ты в большом деле помогла, Клава. Блестящая операция! В одну ночь вся хохляцкая военщина ликвидирована без шума и пыли! Великая страна Россия!

- Вася, я все думаю, это который из них? Он лицом вниз лежит, я его не переворачивала. Их было пятеро, так который из них?

- Будет тебе, Николаевна, – поморщился участковый, – не морочь себе голову, не парься. Какая разница? Это всего лишь укроп.

Ночь 1-го января 2017 года