Мы отбросили источники, которые несколько раз меняли позиции по ключевым вопросам и, как уже многие до нас, пришли к выводу о том, что официальная совковая версия событий начального этапа войны не просто ложная, но вредная, ибо намеренно фальсифицировалась.
Последующие версии оказались диаметрально противоположными: от полной небоеспособности войск, ибо те устали от тирании, до версии о том, что войска имели высокие кондиции, но готовились они исключительно к наступательной войне.
Первая версия справедлива для более поздних этапов войны, когда уже стало известно о чудовищных людских потерях, об утраченных территориях и когда жизнь всех жителей совка, кроме небольшой руководящей прослойки, стала просто страшной. Тогда возникли сомнения в мудрости партии и правительства и в том, куда те ведут страну. Не удивительно, что на оккупированных территориях, во многих случаях, люди стали жить лучше. А чуть позже замечательные военачальники типа Жукова предложили брать семьи военных в заложники. Такое предложение поступило от этого деятеля, когда он прибыл в Ленинград для стабилизации ситуации. Это никак не прибавило желания воевать. Но все подобные вещи были чуть позже. А за день до этого в войсках ситуация была несколько иная: «броня крепка и танки наши быстры!»
Вторая версия говорит о том, что войска были заточены исключительно для наступательных действий и к обороне были совсем не подготовлены, а Гитлер сыграл на упреждение. Эта версия действительно наиболее близко подошла к тому, что было на самом деле, но не вполне объясняет масштаб последующей катастрофы.
Тут важно понимать, что об обороне действительно не было речи, и совковое описание первых часов войны дает несколько смазанных эпизодов того, что некоторые военачальники, на свой страх и риск, попытались перевести вверенные им войска хоть в какой-то режим обороны. Это касается командующего флотом, который привел вверенные ему флотские базы в боевую готовность, и именно силы флота дали первый решительный отпор авиации противника.
Но все остальные войска находились в демонстративно расхоложенном состоянии. Всем известна эпопея с отпусками и увольнениями личного состава 21-22 июня и прочие вещи, которые никак не делают, когда идет гонка на опережение противника. Она шла, но не у границы. Где-то в тылу неслись литерные эшелоны с войсками, а еще дальше – новые волны войск только грузились в эшелоны. Происходила титаническая переброска войск, но все это было чуть дальше. У границы же была подчеркнутая демонстрация благодушия.
С началом боевых действий на нескольких очень важных направлениях происходили вещи, которые никто толком не взялся пояснить. Мы уже подробно описывали то, сколько войск стояло в самом Бресте и вокруг него. Их было достаточно для того, чтобы устроить там противнику кровавую баню, а вооруженное сопротивление оказала только часть гарнизона Брестской Крепости. Уже в 7 часов утра передовые части Вермахта доложили о том, что город занят и контакта с противником нет. Примерно то же самое происходило и севернее. 24 июня части Вермахта вошли в Каунас и обнаружили, что все ключевые объекты города контролируют силы местной обороны, и бои завязались только у границы и потом – намного глубже. А данные аэроразведки показывали, что из района Каунаса и Шяуляя на восток уходят эшелоны с войсками и техникой. Возникла странная ситуация, когда бои у границы заканчивались, и несколько десятков километров удавалось пройти без боя. Примерно так произошло и с Брестом.
Все эти странности происходили в самые первые дни, и объяснить их потерей управления вряд ли возможно. Это произошло чуть позже. Грубо говоря, приграничные районы, насыщенные войсками, показали две прямо противоположные тенденции. Одни — как-то вступили в бой, без особых успехов, поскольку большая масса войск отскочила на пару-тройку десятков километров от границы. В совковой мемуаристике часто встречается описание того, как попавшие в окружение красноармейцы, в том числе и в Брестской крепости, подбадривались отважными командирами тем, что надо продержаться до подхода основных сил, которые так и не пришли.
Между прочим, поначалу маневр отвода части войск от границы вряд ли производился хаотически. Из той же Литвы войска не драпали пешком, а уходили не куда-нибудь, а на финскую границу, где попытались начать наступление. То есть, такой небольшой отскок все же был частью плана. В самом деле, 150 тыс. группировка РККА в самом Бресте и вокруг него просто не могла бездарно драпануть, даже не приняв боя и, тем не менее, через 3 часа после начала наступления в городе и окрестностях уже никого не было и германские войска сталкивались только с местным населением, еще вчера наблюдавшим в городе штабы: 28-го стрелкового корпуса 4-й армии; 6-й и 42-й стрелковых дивизий этого корпуса; 22-й танковой дивизии 14-го механизированного корпуса.
Может, кого-то устраивает объяснение типа такого: вечером 21 июня эти штабы еще были набиты генералами, полковниками и офицерами рангом пониже, вокруг стояли их войска, с танками, артиллерий и всем прочим, а к 7 утра следующего дня возле штабов бродили только голуби и соседские кошки.
Мало того, опираясь на описание дальнейших событий, которые дают германские источники, эти же войска довольно плотно ввязывались в бои, а белостокская группировка войск, попавшая в первый большой котел, погибла не просто так. Войска помотали нервы немецким военным. И позже было примерно то же самое. У границы, на перегруженных аэродромах, была уничтожена не вся авиация. В первые дни войны в небе таки стояли мощные воздушные бои. Достаточно вспомнить о том, что асы РККА вывели счет воздушных побед на десятки, в то время как асы Люфтваффе имели сотни сбитых самолетов противника. Большая часть этой статистик – июнь-июль 1941 года.
В совке не принято было вспоминать, как происходили бои через несколько дней после начала вторжения, а Гальдер их описывал сухо, но емко. Он писал, как немецкие истребители вываливали волны совковых бомбардировщиков, шедших без прикрытия истребителей. В одном бою сбивались десятки самолетов. Так же успешно забыли о крупнейшем танковом сражении под Дубно. И о том, как на пулеметы и артиллерию шли цепи пехоты, и все эти 12 цепей пулеметчики укладывали в землю.
Все это к тому, что вот так отходили и потом – упорно шли вперед, на верную смерть, одни и те же люди. Почему? Не может быть, чтобы тот, кто позавчера отчаянно драпал, сегодня спокойно шел на верную смерть. Как с точки зрения отдельных бойцов, командиров и отдельных подразделений, так и с точки зрения армии в целом, наблюдается явная двойственность поведения. Еще вчера войскам отдавалась команда – не провоцировать, а уже ровно через месяц генерала Павлова, командующего Западного фронта, расстреляли за то, что он очень качественно не провоцировал. Сколько таких Павловых было расстреляно, мы вряд ли когда-то узнаем. Кажется, что во всей этой кровавой карусели нет и не может быть никакой логики или нет некой детали, которая все расставит на место, но, на самом деле, она есть.
Надо вспомнить, каким совок встретил утро 22 июня 1941 года. Формально он не входил в союз Германии, Италии и Японии, но, тем не менее, имел вполне осязаемые союзнические отношения с Германией. Как бы ни отрицали россияне наличие секретных приложений к пакту Молотова Риббентропа, но совместный парад совковых и германских войск в Брест-Литовске расставил все на места. Дело даже не в том, что военные обеих стран демонстрировали обнимашки и целовашки, а в том, что Брест штурмовали и захватили войска Германии, а достался он совку. Казалось бы, если Польшу рвали без предварительного соглашения, то с чего Гудериану было отдавать Брест РККА, которая его не штурмовала? Только заранее согласованный раздел Польши сделал возможной передачу Бреста и шикарный совместный парадец. Собственно говоря, сей факт, как и многие другие, не принимается только в России, в остальном мире об этом никто не спорит.
То есть, совок прямо привязывался к Германии в плане развязывания континентальной войны. Сталин на это плевал, ибо преследовал собственные территориальные интересы и точно знал, что куском Польши не ограничится. Как только был закончен раздел Польши, началась финская кампания, за что совок был изгнан из Лиги наций. Но и это Сталина не сильно занимало, ибо на очереди были Латвия, Литва и Эстония. В принципе, за это совок мог бы получить войну со стороны Англии, но к тому времени уже пала Франция и Альбион уже просто не мог так легко разбрасываться объявлениями войны, пока за их спиной официально не встанут Штаты.
Но вот передел Европы без прямого столкновения совка и Германии закончился. Они вышли границами лоб в лоб и любые дальнейшие территориальные приобретения должны были привести к войне. Еще в январе 1941 года Гитлер заявил, что время бескровных или относительно бескровных приобретений территорий закончилось, и дальнейшее продвижение границ Рейха связано с большой войной.
Примерно в этом же плане высказывался и Сталин, причем, в последний раз он это сделал 5 мая 1941 года, перед выпускниками военных академий. То есть, понимание сторонами неизбежности большой войны было абсолютным. Сталин был в курсе планов Гитлера и спокойно наблюдал за концентрацией его войск у своих границ. Тут есть важный момент, связанный с тем, что летом 1940 года, когда Вермахт рубился на Западе, у Сталина было идеальное окно для нападения, ибо войска противника были связаны, а перед его фронтом войск просто не было.
Ситуация была настолько удачной для проведения плана «Гроза» или подобного, что о таком даже мечтать было невозможно. Только Сталин этот момент упустил. Многие говорят о том, что совок не был готов к этому времени. Но любое рассуждение в этом направлении упирается в простую вещь. Пусть именно в это время Сталин мог бросить в западный поход 120-150 дивизий, усиленно формируя новые. Много это или мало? Но ведь у противника в Польше практически не было войск! Этим полтораста дивизиям просто не с кем было воевать! Вряд ли можно упрекнуть Сталина в тупости, а потому, он не мог не видеть этой возможности. Тогда опять возникает вопрос: почему?
stepanovyaroslav.patrioty.org.ua