После того как Замоскворецкий суд отказал геронтологу Валерию Новоселову в рассекречивании дневников врачей Ленина, исследователь предоставил в распоряжение несколько глав из рукописи своей книги. В случае ее публикации могут быть доказательно подтверждены выводы о том, что врачи лечили Ленина от нейросифилиса, точно зная диагноз. Эти выводы противоречат как официальному заключению о смерти, так и почти всем опубликованным доныне версиям анамнеза, которых можно насчитать десятки — вплоть до яда кураре, которым якобы была пропитана пуля Фанни Каплан.

Доктор Новоселов считает, что врачи, хотя бы по прошествии ста лет, заслужили право на историческую правду. Опубликовать книгу целиком Новоселову не позволяет закрытый режим, установленный для доступа к этим дневникам, но The Insider публикует несколько интересных фрагментов, рассказывающих о работе и судьбе врачей Ленина.

Доктор Гетье и его пациент Ленин

Напротив храма в самом конце Большой Филевской улицы на высоком берегу Москва-реки стоит почти полностью разрушенная усадьба Нарышкиных. Мало кто из филевских, да и кунцевских жителей знает, что это усадьба мецената Козьмы Терентьевича Солдатенкова, на деньги которого терапевт Федор Александрович Гетье после его смерти построил в 1910 году больницу для бедных. Впоследствии в 1918 году больнице было дано имя Петра Сергеевича Боткина, сына которого, Евгения Сергеевича, расстреляли вместе с царской семьей. Так эта история из отечественной медицины пересеклась с историей страны.

Когда Гетье «строил» Солдатенковскую больницу, которую мы знаем сегодня как больницу им С.П. Боткина, он обратился к доктору Абрикосову А.И. (в дальнейшем он стал основателем отечественной школы патологической анатомии и академиком) за помощью, чтобы тот нарисовал план «прозекторской» так, как он её видит. Вот как об этом пишет в своих воспоминаниях сам академик А.И. Абрикосов в 1939 году: «Еще летом 1909 года Ф.А. Гетье обратился ко мне с просьбой просмотреть план прозектория при строящейся новой больнице. В плане я нашел ряд существенных недостатков (слишком малая площадь, всего один вход общий для персонала, врачей, трупов, родных, оформление в виде одного здания с часовней и др.), и была созвана комиссия во главе с архитектором И.А. Ивановым-Шицем, которая вполне согласилась с моими указаниями».

Доктор Ф.А. Гетье знал А.И. Абрикосова с тех времен, когда Алексей Иванович еще студентом работал у него в терапевтическом отделении Старо-Екатерининской больницы (впоследствии это МОКИ, а сегодня МОНИКИ). Возможно, Ф.А. Гетье, ставший с 1919 года личным врачом семьи Ульяновых, и рекомендовал профессора А.И. Абрикосова для вскрытия тела В.И. Ульянова и написания патологоанатомического акта. Напомню, сам Ф.А. Гетье акт так и не подписал, так как он видел клиническую картину и однозначное расхождение патологоанатомического описания с результативной частью, за что, я уверен, поплатился своим единственным сыном.

Федор Гетье, основатель и первый главный доктор больницы им. К.Т. Солдатенкова, которая нам всем хорошо известна под другим именем, умрет 16 апреля 1938 года, после того как его единственного сына, альпиниста и тренера по боксу, расстреляют 8 января того же года. Младший Гетье, Александр Федорович, был включен в сталинский список на расстрел 3 января того же года. Судебное слушание по таким спискам производилось без участия сторон, без вызова свидетелей, кассационные жалобы и ходатайства о помиловании не допускались. Рассмотрение дел по спискам требовало обязательной предварительной санкции Политбюро ЦК ВКП(б), оформленной специальным решением.

Старший Гетье уже стар, ему 75 лет, он просто этого не перенесет. Он много сделал для отечества, для больных, но для режима он не нужен, он умирает. А сколько еще таких судеб в истории нашего отечества, когда за вроде бы естественной смертью стоит огромное человеческое горе.

Нам всем известна фотография В.И. Ульянова в кресле-каталке в саду, где рядом по левую руку от пациента стоит прямая фигура его личного доктора Федора Александровича Гетье, единственного человека среди врачей, имевшего дружественные отношения с семьей Ульянова и который нашел в себе личное и профессиональное мужество и не подписал патологоанатомическое заключение с крайне нелепым диагнозом «Abnutzungssсlerose». Очевидно всем, кто мало-мальски знаком с атеросклерозом, его теориями и становлением отечественной и мировой мысли в этиологии и патогенезе данного заболевания, что такого диагноза просто не существует и не может существовать. Как не может существовать лечения атеросклероза курсами препаратов мышьяка, висмута, йода и мазями на основе ртути.

Меценат Солдатенков в своём завещании распорядился выделить средства на постройку в столице бесплатной больницы «для всех бедных без различия званий, сословий и религий», включающей в себя по плану строительство до 18 корпусов. Могила Солдатенкова на Рогожском кладбище была уничтожена в годы советской власти. Но память в истории медицины отечества о русских людях Федоре Гетье и о Козьме Солдатенкове, которую надо передать в эстафете будущим поколениям граждан нашей страны, осталась.

Тайна Макса Нонне

Странно, ведущие неврологи Москвы и РСФСР, а их трое, Л.С. Минор, Г.И. Россолимо, Л.О. Даркшевич, не были привлечены к ведению пациента, руководителя нового государства, герра президента, как называл В.И. Ульянова немецкий врач Отфрид Ферстер. Профессор Минор или сам устранился от ведения больного, или его не допустили, это неизвестно, и пациента вел его ассистент, также профессор, В.В. Крамер. Возможно, сам Лазарь Соломонович отправил его за себя, но как это было в действительности, останется тайной в истории медицины. Другой выдающийся русский невролог Г.И. Россолимо дал разовую консультацию в самом ее начале 29 мая 1922 года, где не исключил гемианопсию (так как в силу уже присутствующих когнитивных нарушений у пациента уже нельзя было точно выполнить пробу), и далее ни разу не участвовал в консультациях. Сам ли Григорий Иванович устранился под каким-либо предлогом, или его не допустили до ведения пациента дальше, неясно.

Профессор Ливерий Осипович Даркшевич, выдающийся отечественный невролог, осмотрел председателя Совнаркома ранее, в «доинсультной» стадии болезни, и почему он не был привлечен к дальнейшему ведению, неизвестно. Возможно, что, так как профессор одним их первых отечественных неврологов показал сифилитическую природу табеса, организаторы советского здравоохранения, определяющие, кто будет лечить пациента № 1, не хотели, чтобы логическая связь прослеживалась.

В отборе специалистов участвовали наркомы здравоохранения, которые — это не вызывает никакого сомнения — в силу имеющегося у них медицинского образования и работы заведующего Мосздравоотделом Обуха в практическом здравоохранении были хорошо осведомлены, что это лучшие неврологи на территории бывшей Российской империи, что, конечно, было донесено до руководства страны. И только Политбюро могло решить не привлекать данных врачей для ведения пациента В.И. Ульянова. Принципиальность и невозможность согласованных действий данных врачей под указания руководства партии большевиков тоже одна из возможных причин того, что среди лечащих врачей мы не видим знаковых лиц неврологии того времени.

Я не упомянул академика Бехтерева в списке ведущих неврологов, хотя он, несомненно, таким является, так как интересы его обширны, у него слишком много обязанностей и в Психоневрологической академии, и в Государственном НИИ мозга, в это время он пишет книгу «Коллективная рефлексология», у него много и общественной работы, его избрали в состав депутатов. Нет, в данной ситуации нужны были практические неврологи, которые ежедневно и ежечасно работают с такими больными.

Но было приглашено много (с мая 1922 это восемь специалистов) иностранных врачей, и среди них ведущий специалист Западной Европы по лечению нейросифилиса Макс Нонне. На мнение данного специалиста многократно ссылаются в своих монографиях, посвященных нейросифилису, В.П. Осипов и А.И. Абрикосов. Его именем названа реакция Нонне-Апельта, проба, триада симптомов при поражении мозжечка, два синдрома. Многократность цитирования работ Нонне в монографиях по сифилису 1920-х годов сегодня бы нам сказала, что работы М. Нонне имеют высокий индекс цитирования и указала на его лидирующую роль в данной узкой медицинской тематике.

Вот что сообщает биохроника за 21 марта 1923 года: «У Ленина состоялся (в 14 часов) консилиум врачей с участием прибывших из-за границы профессоров С. Е. Хеншена, А. Штрюмпеля, О. Бумке и М. Нонне. После подробного обсуждения истории болезни и всестороннего обследования Ленина врачи дали заключение, что «болезнь Владимира Ильича... имеет в своей основе заболевание соответственных кровеносных сосудов. Признавая правильным применявшееся до сих пор лечение, консилиум находит, что болезнь эта, судя по течению и данным объективного обследования, принадлежит к числу тех, при которых возможно почти полное восстановление здоровья. В настоящее время проявления болезни постепенно уменьшаются...».

Согласно этой записи, европейские специалисты, включая эксперта по нейросифилису Макса Нонне, говорят, что терапия лечащего врача А.М. Кожевникова и профессора Отфрида Ферстера, проводимая пациенту с конца мая 1922 года по 21 марта 1923 года, т.е. на протяжении всех десяти месяцев болезни, правильная. Также указана сосудистая форма заболевания, но само оно не называется.

Итак, архиважно, что четыре ведущих врача Европы, включая специалиста Нонне, признают лечение пациента правильным на всех этапах болезни до момента консилиума. Как мы знаем из открытых источников, В.И. Ульянова лечили препаратами мышьяка, висмута, ртути и йода, что могло быть только в одном случае – при нейролюэсе.

Не вызывает сомнения, что, когда Макс Нонне после смерти пациента В.И. Ульянова прочитал в официальных источниках, что «основой болезни умершего является распространенный артериосклероз сосудов на почве преждевременного их изнашивания (Abnutzungssklerose) вследствие сужения просветов артерий мозга и нарушения его питания от недостаточного потока крови наступали очаговые размягчения ткани мозга, объясняющие все предшествовавшие симптомы болезни (параличи, расстройства речи)», это его удивило. Несомненно, удивило это и прочих участников того консилиума от 21 марта 1923 года.

Первоначальное молчание в силу принципов врачебной деонтологии в дальнейшем стало принципом самосохранения, а позже, даже если кто-то из престарелых участников что-то и мог сказать, ему бы уже никто не поверил. Нонне ушел из жизни в возрасте почти ста лет в 1959 году, когда почти все участники тех событий умерли, и унес свою тайну с собой. На момент его смерти из русских участников тех событий жив был только Николай Николаевич Приоров, который в 1923 году несколько раз приезжал к пациенту подбирать ортопедические сапоги. Он умрет в 1961 году.

На сегодня все слова, сказанные журналистами за молчавшего до самой смерти Макса Нонне, впрочем, как и слова других исторических персонажей, вносивших сумятицу в головы граждан страны СССР, так и стран, которые образовались на его территории после его развала, врачебное сообщество может смело относить к мифам, которые писали победители в окаянные времена.

На сегодня, когда большинству молодых людей малоинтересен вопрос «отчего умер вождь революции В.И. Ульянов», можно с уверенностью сказать: он умер от того, от чего его и лечили профессор Макс Нонне, академик В.М. Бехтерев, профессор В.В. Крамер, профессор В.П. Осипов, приват-доцент А.М. Кожевников и все без исключения прочие участники данного события в истории отечественной медицины. Это сифилис сосудов головного мозга, самое обычное и частое заболевание начала ХХ века. И какого-либо лечения другого заболевания просто не было.

Очень интересно привести сравнение двух специалистов по нейросифилису, консультантов пациента В.И. Ульянова: немецкого врача Макса Нонне и русского Алексея Михайловича Кожевникова. Первый известен на весь мир, на его имя много ссылок в книгах специалистов отечественной медицины, второго никто не знает. Немецкий профессор прожил почти полный век (98 лет), наш доктор лишь половину этого срока (53 года). И в этом сравнении особая трагичность, ведь сколько Родина теряла и теряет раньше времени своих детей, которые могли бы принести ей славу.

Кто Вы, доктор Кожевников?

«В какой бы дом я ни вошел,

я войду туда для пользы больного»

Гиппократ

Вести дневник болезни пациента В.И. Ульянова, довольно необычный документ и уж, как минимум, не относящийся к стандартной медицинской документации, назначен неизвестный нам доктор. Очень странный факт: пациент, глава нового государства, известен всему миру, а врача выбирают ему настолько неизвестного, что сегодня никто ничего о нем не знает. Но именно приват-доцент, невролог и специалист по нейросифилису Алексей Михайлович Кожевников начинает вести дневник с самого начала и ведет его фактически почти целый год до 7 мая 1923 года.

Фамилия Кожевников в неврологии известна благодаря основателю отечественной неврологии Алексею Яковлевичу Кожевникову, имя которого носит клиника нервных болезней на ул. Россолимо, но этот молодой по современным меркам, а тогда скорее сформировавшийся и зрелый сорокалетний доктор не его родственник. Это обычное явление на Руси, которая богата такими Кожевниковыми, Максимовыми и Абрикосовыми.

Был ли известен в медицинских кругах доктор А.М. Кожевников, который был назначен лечащим врачом пациента В.И. Ульянова, одновременно ведущим дневник, и сделала ли его неизвестным впоследствии эта история, сегодня сказать с точностью невозможно. Но данный доктор упоминается в воспоминаниях профессора А.И. Абрикосова наряду с очень известными фамилиями Никифорова, Давыдовского, Вайля и еще несколькими десятками известных в медицинских кругах фамилий. Значит, Кожевников все-таки имел какую-то известность в медицинских кругах Москвы.

Итак, все, что мы знаем: в 1922 году доктору Алексею Михайловичу Кожевникову ровно сорок лет, он специалист по нейролюэсу. Поле деятельности для такого специалиста огромное, таких пациентов было от 10% до 40% (по данным разных авторов) во всех психиатрических учреждениях по всей стране. Если учесть, что часть больных лечилась дома или не доживала до паралитической стадии, и добавить сюда табес и наследственный нейросифилис, то можно понять, какая это была глобальная проблема в рамках не только страны, а всей Европы.

Вот как пишет Ю.М. Лопухин о нем: «29 мая на консультацию был приглашен профессор А. М. Кожевников — невропатолог, специально исследовавший сифилитические поражения мозга (еще в 1913 году он опубликовал статью «К казуистике детских и семейных паралюэтических заболеваний нервной системы» в журнале «Невропатология и психиатрия им. С.С. Корсакова», 1913)».

Назначен доктор был, несомненно, по рекомендации наркомов здравоохранения, а именно Н.А. Семашко и В.П. Осипова, самим Политбюро. Полагаю, что доктор Ф.А. Гетье, личный доктор семьи Ульяновых, знал его и рекомендовал для ведения пациента, так как доктор Кожевников писал диссертацию у него в Солдатенковской больнице. В воспоминаниях патологоанатома А.И. Абрикосова читаем: «Прозектура Солдатенковской больницы, несмотря на малый объем ее, была с самого начала прекрасно оборудована, снабжена самыми совершенными микроскопами, микрофотографическим аппаратом и т.д. Это обстоятельство, а также то, что материал прозектуры представлял большое разнообразие и интерес, привлекала в прозектуру большое количество врачей-экстернов; некоторые из них работали над специальными научными темами, готовили докторские диссертации, другие совершенствовались в патологической анатомии. Хорошо помню работавших над диссертациями В.К. Хорошко, В.П. Воскресенского, С.М. Рубашева, А.М. Кожевникова, ставших в дальнейшем профессорами И.В. Давыдовского, С.С. Вайля, которые начали работать по патологической анатомии в прозектории Солдатенковской больницы. Количество врачей, желающих работать (там) в начале 1914 года стало настолько большим, что некоторым из них приходилось отказывать за недостатком места». Таким образом, это доказывает, что доктор Ф.А. Гетье, как минимум, знал доктора А.М. Кожевникова с 1914 года.

Это же проясняет, что доктор Ф.А. Гетье, главный врач Солдатенковской больницы, высказываний которого о причине болезни его пациента мы не видим и не можем видеть, тем не менее, был в курсе болезни пациента, о чем говорит его рекомендация. Врач не моралист, его задача лечить или передать пациента профильному специалисту, и мое мнение: доктор рекомендован личным врачом семьи Ульяновых Федором Александровичем Гетье.

Мог ли рекомендовать его кто-то другой, например, Россолимо, Даркшевич либо Крамер? Конечно, могли, так как медицинский круг тогда были более узкий, чем сегодня. Например, именно доктор Г.И. Россолимо убедил А.И. Абрикосова в 1916 году участвовать в конкурсе на заведование кафедрой патологической анатомии Московского университета. Это говорит о том, что все очень близко, все лучшие специалисты Москвы знают друг друга.

9 марта 1923 года в дневнике отмечено, что Владимир Ильич очень не любит, когда приезжают новые врачи-неспециалисты по основному заболеванию. Доктор А.М. Кожевников не относился к такой категории, так как был именно таким специалистом.

Молчание на протяжении всей оставшейся короткой жизни доктора А.М. Кожевникова, как научное, так и клиническое, после отстранения его от ведения пациента В.И. Ульянова можно объяснить только тем, что фактически данный медицинский случай поставил крест на его карьере. Кроме того, ему, очень вероятно, было рекомендовано не публиковаться даже на профессиональные темы, так как любая его статья подтверждала бы множественные слухи, что у его пациента было сифилитическое поражение мозга.

Умер доктор рано, в 53 года, в 1935 году, не оставив после себя ничего, кроме забытого памятника на могиле. Из истории нашей медицины известно, что часто врачам приходилось платить своим здоровьем и даже жизнью за свое участие в лечении первых лиц государства.

Почему ограничен доступ к дневникам врачей Ленина?

Комментарий юриста

Росархив продлил срок секретности, ссылаясь на неверную норму и, если бы Валерий Новоселов не запросил эти документы, а потом не попытался бы их скопировать, мы бы об этом и не узнали. Как сообщили представители Росархива, они просто сочли такое продление возможным — и продлили.

В одном из ответов на запросы, которые мы направляли до суда, представители Росархива заявляли, что сочли возможным продлить срок ограничений, поскольку многие другие документы есть в открытом доступе. Кроме того, закон хоть и защищает личную и семейную тайну, но определяет ее крайне неконкретно. Это вызывает множество споров о том, что тайна, а что не тайна. В течение 75 лет либо сам герой документа может разрешить доступ, либо, в случае его смерти, это могут сделать наследники. Других прав у родных по отношению к таким документам нет.

Замоскворецкий суд встал на сторону Росархива: по сути, суд посчитал, что кто угодно вправе засекретить любую информацию о себе или своем родственнике в любой момент времени, невзирая на законодательные ограничения и исторический, научный интерес. Мы планируем продолжать добиваться раскрытия этой информации, но в интересах процесса пока не готовы сообщить подробности.

Вряд ли стоит говорить о какой-то принципиальной заинтересованности в сокрытии именно этих документов. Скорее, роль играет общая неготовность государства раскрывать архивы, как это происходит, к примеру, в деле шведского дипломата Рауля Валленберга, которое тоже вела наша «Команда 29». Стараются скрывать любые документы, особенно те, которые могут как-то подорвать авторитет власти — в том числе и советской.

Сейчас уничтожается многое, что было достигнуто к началу 2000-х: чиновникам разрешили скрывать свои имена в данных реестра недвижимости, тем самым существенно ограничив возможности журналистов и активистов проводить антикоррупционные расследования; правительство разрешило более ста компаниям с госучастием засекретить свои закупки; Госдума отказывается реагировать на запросы журналистов об оффшорных счетах депутатов; госорганы игнорируют запросы граждан или отвечают формально, отпиской; был продлен еще на 30 лет срок засекречивания огромного массива сведений о деятельности советских спецслужб... Засекречивают и архивные документы, и актуальные сведения — к примеру, бюджет на оборону, данные о потерях личного состава в мирное время.

В последние годы мы все чаще слышим об уголовных делах по надуманным обвинениям в области «закрытой» информации. Это дела о государственной измене, о незаконном получении или разглашении государственной тайны, шпионаже, экстремизме. Если раньше в год по этим статьям осуждали четверых-пятерых, то сейчас речь идет о пятнадцати. Прямо сейчас расследуют не менее десяти дел о госизмене и шпионаже, и это только верхушка айсберга, о которой нам стало известно.

Иван Павлов, адвокат, руководитель правозащитного объединения «Команда 29»

От автора:

Данная книга адресована узкой аудитории, врачам – неврологам, психиатрам, токсикологам, патологоанатомам, судебным экспертам, патофизиологам, специалистам по истории медицины. Перед вами одно из самых сложных событий в истории отечественной медицины – тема болезни Владимира Ильича Ульянова, основателя СССР. В силу сложного переплетения медицинской деонтологии и идеологии страны, которой уже нет, но которая жива в наших сердцах, данная научная работа — это относится к первой части книги — ориентирована только на специалистов с высшим медицинским образованием.

Без всякого сомнения, пациент В.И. Ульянов,1870 г.р., являлся одним из выдающихся политиков мировой истории, основателем нового государства, человеком, изменившим ход развития целой страны, а историческая роль «проекта СССР» отличается значимостью для всего мира. Я оцениваю масштабность данной личности и признаю ее историческую значимость, в связи с этим в авторском тексте упоминается только фамилия пациента, Ульянов, и таким образом, в центре повествования только врачи и их пациент, а не сама историческая персона. Я ничего не пишу о политике, о любых исторических событиях того времени, а только о врачах, о течении патофизиологических процессов, как их тогда понимали, о методах лечения, которые остались теперь лишь в истории медицины.

В основе идеи написать книгу лежит скромная попытка разобраться в спорных взглядах врачебного сообщества России на данный клинический случай. До сегодняшнего дня, на мой взгляд, часть врачей придерживается одного мнения со слов кого-либо, другая, тоже на основании слухов, уверена в другом, при этом и те, и другие не видели оригинальных документов, написанных врачами пациента.

Вопросов по течению болезни пациента было и остается много, патологоанатомическое же заключение о смерти пациента, которое должно было бы ответить на вопросы врачебного сообщества, здесь я согласен с единственным исследователем темы болезни пациента, директором НИИ физико-химической медицины профессором Ю.М. Лопухиным, рождает больше вопросов, чем отвечает на них. Историки, никогда не видевшие и не читавшие учебники для врачей как тех лет, так и современные руководства, и это на фоне отсутствия даже минимального медицинского образования, но уверенно говорящие об этом событии, вносили и продолжают вносить сумятицу в головы как обычных читателей, так и врачей.

Поэтому, чтобы избежать влияния субъективных мнений любых «лениноведов», осознанно или несознательно вводящих в заблуждение мировое сообщество, мною использованы лишь прямые источники из истории медицины.

Использование только оригинальных документов и медицинской литературы начала прошлого века позволило сделать научную часть данной книги лишенной любого оценочного мнения непрофессионалов и избежать когнитивного искажения представленной информации.

Почему взята именно тема болезни В.И. Ульянова — это частый вопрос ко мне. Отвечаю: эту тему я не выбирал, она была мне выдана более четверти века назад и перед вами результат многолетнего труда. Поступив в аспирантуру НИИ мозга ВНЦПЗ АМН СССР и попав в сложную тему изучения механизмов старения мозга с сосудистым поражением атеросклеротической природы, которое, как предполагалось тогда, было у данного пациента, я логически завершаю ее данной книгой.

Многие врачи разных специальностей задавали мне один и тот же вопрос — зачем мне это надо? И только написав эту книгу, я могу сказать — это надо не мне лично, это надо всем нам. Второй стороной в данном историческом событии в период становления нового государства СССР были наши коллеги, и они заслуживают, чтобы их роль была правильно оценена врачебным сообществом России. Любой человек имеет право на память, и эти люди не должны быть в той «непонятной» исторической позиции, в которой они остаются до настоящего времени – «лечили не так и не от того». Главный же вывод моей книги: врачи нашего цифрового века, как и наши коллеги из будущего, должны знать все стороны истории отечественной медицины, чтобы в будущем избежать повторения использования как нас самих, так и нашей профессии в угоду любому режиму. Всё это и заставило меня взяться за такой сложный труд и написать книгу, которая сейчас, коллеги, перед вами.

Хочу высказать благодарность всем врачам, патологоанатомам и судебным экспертам, кого заинтересовала данная история отечественной медицины и кто прислал мне много полезных комментариев по данному клиническому случаю.

Особую благодарность хочу высказать руководству РГАСПИ в лице его директора Сорокина Андрея Константиновича за предоставленную возможность ознакомиться с документом «дневники дежурных врачей», историку периода гражданской войны профессору Федюку Владимиру Павловичу и Председателю Московского общества неврологов академику Яхно Николаю Николаевичу за заинтересованность темой и критические замечания, которые наполнили смыслом мою работу.

Валерий Новосёлов