Александр Сурков — капитан запаса, военный журналист, писатель и книгоиздатель со стажем, волонтёр и создатель проекта «Полевая Почта». И ему надоели спекуляции на тему «котлов». В этой статье он рассказывает о том, что из себя представляют котлы в военном деле и чем они отличаются от котлов в нелёгком деле пропагандонов.
Часть первая: Немного истории и здравого смысла
Слово «котёл» — самый яркий медийный маркер гибридной украино-российской войны — его используют одновременно кремлевские пропагандисты и украинские зрадофилы. Первые таким образом демонстрируют свои «героические победы», вторые — оперируют для обоснования «предательства» высшего военного командования и руководства страны.
Отличие лишь в одном — «зрадофилы» насчитывают всего три «котла» — «Изваринский», «Иловайский» и «Дебальцевский», а российская пропаганда — целых семь...
На самом деле хлёсткое словцо «котёл» — это не более чем эффектный пропагандистский пузырь, одна из составляющих мифа о «Великой Отечественной», которую активно эксплуатирует нынешняя российская пропаганда.
Откуда взялись «котлы»?
Толковые словари разных стран считают этот термин в применении к военному делу жаргонизмом. Так именуется «территория с имеющимися на ней войсковыми соединениями, линия фронта вокруг которой замкнута противником, откуда невозможен их организованный отвод».
Котёл, он же «мешок», он же «кольцо». Как и практически вся русскоязычная военная терминология, имеет немецкое происхождение. «...in den Kessel geraten» — попасть в окружение, буквально «попасть в котёл» — было частью военно-политической теории Блицкрига, «молниеносной войны». В отличие от германского милитаризма конца ХІХ — первой трети ХХ столетия, британская военная традиция чётко разделяет понятия плацдарм (Salient, Bulge), окружение (Encirclement) и блокаду (Blockade).
Что важно понимать: в западном военном деле окружение, блокада и вынужденная сдача в плен не рассматриваются как «военный позор».
В России с 1943 года всё обстоит с точностью до наоборот. Современные кремлёвские историки провели колоссальную работу для доказательства того, что приписываемую Сталину фразу: «В Красной Армии нет военнопленных, есть только предатели и изменники Родины» великий стратег никогда не произносил. Однако факт остаётся фактом — сдача в плен в большевистской идеологии, в отличие от западной военной парадигмы, считается предательством и величайшим военным позором.
Факты — вещь упрямая. Началом «славной традиции» следует считать 19 апреля 1940 года, когда решением Политбюро за подписью Сталина предписывалось всех военнопленных, возвращённых финскими властями после завершения захватнической войны, направлять в Южский лагерь НКВД — с этого момента сдавшийся в плен советский солдат априори стал считаться преступником, а любой вышедший из окружения — подозреваемым в «предательстве».
Интересно отметить, что все котлы, в которые попадали войска Красной армии в 1941-1942 годах, в сводках Совинформбюро называли исключительно «окружением», а «котёл» как символ военного триумфа СССР трансформировался из жаргонизма в краеугольный камень пропаганды лишь после Сталинградской операции в ноябре 1942 года.
При численности окружённых войск Вермахта в 300 тысяч эта операция, как первая очевидная и убедительная победа СССР на театре военных действий, стала информационным поводом для масштабной государственной пропаганды.
С тех пор этот идеологический штамп использовался для подчёркивания победных действий «наших» и, одновременно, позорного поражения для «ихних». В таком значении это слово дожило и до наших дней. До сих пор у многих «котёл» однозначно ассоциируется с поражением и позором.
Кто же варился в самых больших котлах?
Так ли преуспела в деле «котлов» Красная армия? Увы, нет. Кроме собственно Сталинграда путинским политизированным историкам нечем особенно и похвастаться.
Самой крупной блокадой вражеских войск в мировой истории был «Киевский котёл» (август-сентябрь 1941 года), где силам Вермахта удалось окружить и вынудить к сдаче в плен более 650 тысяч солдат и офицеров Красной Армии. Не менее масштабным был «Вяземский котёл» (октябрь 1941 года), в котором оказались 600-700 тысяч человек. Не исключено, что в Вяземском котле потеряли и больше, просто общая обстановка неразберихи пополам с паникой не оставила точных цифр...
Самым «позорным» для сталинских маршалов был, наверное, «Харьковский котёл» (май 1942 года) — при 270 тысячах потерь российская Википедия и по сей день стыдливо именует его даже не «окружением», а «Харьковской операцией».
Отдельной строкой стоит Демянский «котёл», в котором Вермахт использовал блокаду своей группировки для достижения стратегического преимущества. При численности окружённых и заблокированных по земле немецких войск в 95-100 тысяч он, собственно, «котлом» не был, так как снабжался по воздуху и сковывал силы целого фронта Красной армии почти год — с февраля 1942 по январь 1943 года, после чего находящиеся там войска деблокировали «кольцо» и вышли из окружения.
Почему понятие «котёл» в принципе неприменимо к боевым действиям гибридной войны
С началом активных боевых действий на Донбассе российская официальная пропаганда, а вслед за ней и блогосфера, для описания событий стали активно использовать стиль подачи и терминологию «Великой Отечественной войны». В стиле пресловутых «Сводок Информбюро» они рассказывали о «масштабных наступлениях», «прорывах», «упорных боях» и, конечно же, о «котлах», формируя в глазах обывателя картину некоего условного «фронта», которого никогда не существовало…
На самом деле стратегические и тактические реалии военных действий 2014-2015 года не имели ничего общего с операциями Второй мировой войны. К концу мая 2014 года, когда Вооружённые силы Украины начали проведение войсковых операций в рамках АТО, практически все населённые пункты Донецкой и Луганской областей уже находились под политическим и военным контролем сепаратистов. Входившие туда батальонные и ротные тактические группы изначально оказывались в условиях «гибридного окружения».
Чтобы оценивать логику военных действий и принимаемых решений, нужно чётко понимать географическую специфику региона и особенности современной войны.
Как известно, в Советской Армии пехота была пехотой в самом прямом смысле этого слова, то есть передвигалась пешком. Целые дивизии в походном строю шли через поля, леса и болота, а если нужно, то и переплывали реки, удерживая и занимая позиции, где плотность войск была чрезвычайно высокой. Современные командиры такой роскоши, как перемещение со скоростью три километра в час, позволить себе не могут. «Пешеходные дивизии» не могут нести на себе объёмный провиант, боезапас и после маршей требуют значительного времени для отдыха и приведения в боевую готовность. Войска на марше легко обнаруживаются противником, они чрезвычайно уязвимы для артиллерии и авиации. Кстати, артиллерии в этой войне, в отличие от Второй мировой, был избыток, и все главные оперативные задачи решались обеими сторонами в первую очередь не перемещениями живой силы, а нанесением артударов.
Ну и главное — тактической единицей этой гибридной войны есть и были подразделения в несколько десятков, в крайнем случае сотен человек, в отличие от Второй мировой, где сталинские маршалы легко бросали на смерть десятки и сотни тысяч…
В силу изложенного, воевать начали исключительно на колёсах. Для перемещения своих подразделений ВСУ и Нацгвардия использовали БТРы, тентованные грузовики; тербаты, подразделения МВД и добровольческие батальоны — автобусы, внедорожники и легковушки.
Общим у них было одно — такие войска не могли перемещаться по бездорожью и форсировать естественные преграды.
А в плане естественных преград местность, лежащая к востоку от Донецка, имеет определенные особенности. Протекающие там реки — Миус, Кальмиус и другие, при всей своей «незаметности» на гуглкартах, имеют высокие скалистые берега и практически непроходимы не только для обычной колёсной техники, но и для танков.
Представления о танке и даже боевой машине пехоты как о «тотальном вездеходе» на самом деле ошибочны. Гусеничная техника тяжела, она не в состоянии преодолеть водную преграду с илистыми или обрывистыми берегами, вязнет в болоте, застревает в оврагах, которых на Донеччине хватает с лихвой. Да и топливо расходует очень быстро, требуя качественных дорог для продвижения заправщиков.
Именно потому все боевые действия активного этапа АТО были сосредоточены вокруг контроля за основными коммуникациями. И контроль этот состоял в организации опорных пунктов и блокпостов на важных перекрёстках и в узловых населённых пунктах.
Таким образом, единой линии фронта, какую обычно рисуют на пропагандистских и обывательских картах, не было. За пределами асфальтированных дорог боевые действия практически не велись. Относительно невысокая плотность войск, их крайне неравномерное распределение с обеих сторон не позволяли выстраивать какие-то сплошные «линии обороны». Имелись районы сосредоточения, опорные пункты и блок-посты, контролирующие главные коммуникации. И все они постоянно менялись.
В той военной чересполосице, которую летом 2014 года представлял собой Донбасс, на самом деле определить «кто кого окружил» было практически невозможно...
О каких же «котлах» рассуждают псевдоэксперты?
Продолжение следует.