Мужская мэрия и женская вдова

Открытое письмо мэру Одессы Г.Л. Труханову

Жила-была в столичном граде Киеве успешная писательница-прозаик С. Жила в трехкомнатной квартире с окнами на густой парк, в 10 минутах ходьбы от метро Лесовая. Работала редактором на городском ТВ. Зарплата хорошая, положение завидное, сама по себе красивая, молодая и очень талантливая. Побеждала противников на литературных фестивалях, занимая первые места. Её книги издавались за рубежом.

А причем тут городской голова Одессы, мэр Геннадий Леонидович Труханов? – спросите вы. Подождите, и до Одессы дойдем. Хотя можем уже сказать, родилась наша героиня таки да, в Одессе, и только потом, делая карьеру, переехала в Киев.

А еще в Одессе проживал одессит, поэт А. Публиковал свои стихи в разных изданиях, разных городах, и отослал как-то в Киев. Редактировала их та самая редактор-прозаик С.

Потом поэт приехал в столицу и признался молодой красивой женщине-прозаику С. в любви. И стала она его Музой. И звать он ее стал по-гречески – Эрато.

Что очень хорошо, благородно, красиво, и для поэзии полезно.

Поэт забрасывал свою Музу розами, лепестками лилий, посвященными ей стихами, а также другими стихами, предназначенными для редактирования и печати, и прочими выражениями любви, начиная с 1990 года, для чего регулярно приезжал к ней в Киев.

А в 1995 году развелся со своей предыдущей женой, о которой С. знала, что якобы они в разводе намного ранее, мол, с того же 1990 года, и что она импортная, из другой страны, и в ту страну якобы давно уехала.

На самом деле, как недавно обнаружила С., изучая документы, первая жена проживала еще на тот момент вместе с поэтом А. в очень хорошей квартире, развелась только в 1995, и разменяла поэтовскую квартиру на две. Одну, опять-таки хорошую, на проспекте Шевченко, и комнату в старом доме на Базарной, без кухни, с печным отоплением, и общим для всей общественности дома № 49, туалетом, во дворе. Ну, знаете, когда дырка в цементном полу, раз в неделю дворник засыпает санузел хлоркой, от которой нестерпимо режет глаза, а зимой через дырку, прямо в нежное тело потребителя услуги дует вонючий ветер.

Подозреваю, что импортная жена была женщиной хваткой, потому что квартиру на проспекте Шевченко оформила на себя и двух своих детей от предыдущего, допоэтовского брака, а комнату без удобств – на нашего поэта, но почему-то прописалась именно там. То есть официально она числилась и там, и там, а он только в комнатенке с глиняной печкой, без кухни и без туалета.

Естественно, в таких бытовых условиях рифмы, розы и прочие вещи начали вянуть и опадать.

Но у поэта была Муза! Киевская Муза-редактор, любящая его за стихи, лепестки лилий у изножья постели и красивые нежные слова. Она бросает престижную работу с большой зарплатой в Киеве, и меняет свою трехкомнатную квартиру у метро, на двухкомнатную в Одессе. Теперь Поэт и его Муза живут у нее на Люстдорфской дороге.

Не Бог весть, какой район, тем более не Киев, но зато со всеми удобствами, а не дыркой во дворе как на Базарной, и тараканами, бегущими со всех ног из печки, когда ее начинаешь топить.

Талант литературный и приспособленность к жизни не всегда идут рука об руку.

Трёхкомнатную в Киеве обменять на две комнаты на Люстдорфской дороге угол Левитана – даже не смешно. И, как мы увидим, это был еще не предел неумения Музы вырывать из цепких лап жизни, жизненно-важные полагающиеся ей блага и права.

Итак, Поэт и его Муза живут уже постоянно вместе в Одессе. У нее. Она варит ему борщи, жарит котлеты, стирает его рубашки, как и раньше, оценивает и редактирует его стихи, на свое творчество времени остается мало. Но зато они уже полноценная супружеская пара, живущая в гражданском браке, со всеми полагающимися атрибутами, общим ложем, общим хозяйством, общими интересами. А еще она, подоткнув подол, замазывает щели в полу на Базарной, выносит кирпич бывшей печки, строит выгородку в комнате для кухни и туалета, потому что эту комнатенку в20 метровнадо превратить во что-то такое, чтобы там можно было жить. Иначе это вовсе уж бесполезный хлам, за который регулярно платится квартплата, а за что ее собственно платить? Находиться там просто невозможно. Из20 метровквадратных выделили8 м., там уместили плиту, бойлер и унитаз. На коридор уже не хватило, жилая площадь – 12 квадратов. Меньше санитарной нормы на одного человека – 13.65. И это важно.

Итак, ремонт делала наша супружеская пара вместе, свои руками, на общие деньги.

Зато у них была любовь.

Поэт А. считал себя, мне кажется, Великим Поэтом. Я его таким не считала, и вообще эпитет Великий вызывает у меня некоторое протестное чувство. С тех самых времен, когда у нас все было Великое – партия, страна, великий и могучий, и вообще все СССР-овское было великое. Ну, хорошо, назовем его Большой Поэт. Согласна. Но и Муза его была вовсе не меньшим прозаиком. Как по мне, так даже большим. Но, как принято в нашей культуре, он творил, а она его обслуживала. Потому что женщина, жена. Вот и варила, пекла, гладила. Стирала. Утешала и поддерживала, если что не так. Редактировала, печатала на машинке и компьютере, носила в издательство. Забывая о себе.

А он был просто Большим Поэтом. Он жил по-большому, ходил по-большому, писал по-большому, забывая о ней, о том, что кроме ложа под увитым розами пологом, звезд на небе, сонетов в стиле Петрарки, есть еще забота о хлебе насущном для любимого человека, о его будущей жизни, одиночестве и грядущей немощи, ежели что…

Но зачем думать о неприятном, Большие Поэты, они бессмертны.

Наверное, ему казалось, что обеспечить спокойную старость любимой Музы, это мелко, это сходить по-маленькому. А он привык ходить по-большому.

За прожитых вместе 26 лет, жизнь целого поколения, 26 лет обслуживания его Музой, деля с ней пополам кусок хлеба и крышу над головой, все радости и печали, заботы и тревоги, Поэт не подумал ни расписаться в ЗАГСе, ни повенчаться в церкви, ни составить завещание на имя любимой, ни прописать ее там, в отремонтированной ее руками комнатушке на Базарной, чтобы как-то закрепить за ней хоть что-то материальное, без чего, увы, не живут ни дух, ни тело…

А она не просила, не намекала. Стыдно было. Воспитание-то старорежимное.

Пришел час. Поэту было 80 лет, когда он умер, несмотря на талант и абсолютную убежденность в том, что его жизнь и его поэзия чего-то стоят, а все остальное – ничего…

Похоронила его Муза и осталась на 2200 гривен пенсии, в почти таком же возрасте, полуслепая, потому что операция на глазах, которую ей сделали, дала мало, через год надо еще раз повторить, а где денег взять? И на что жить вообще?

А комнатушка на Базарной?

И вот тут мы подходим к настоящему моменту и судебному процессу по делу № 522/8198/17 в Приморском суде Одессы.

Думаете, это писательница С. судится с кем-то за свою комнатенку? Вовсе нет!

Это городская мэрия в лице своего головы Геннадия Леонидовича Труханова подала иск к вдове С. о признании права мэрии на якобы выморочное имущество после умершего Поэта А.! Сразу подала, как умер, и откуда только узнали, что целых 12 квадратов жилой площади «пропадает».

В деле куча доверенностей с его личной подписью на ведение дела в суде, выданных разным девушкам-юристкам, которые время от времени меняются, но все одинаково, с какой-то непонятной агрессией, набрасываются на меня с криками: а вам какое дело? А что вы тут делаете вообще? А у вас есть адвокатская лицензия? А институт правозащиты у нас в государстве отменен, знаете, а? Только адвокаты с лицензиями, имеют право отбивать чужую жилплощадь!

Одна мне даже враждебный жест показала и заявила, что если у меня нет лицензии, то она меня вышвырнет с процесса совершенно запросто!

И вот тут у меня возникает несколько вопросов.

Вопрос первый. Откуда мэрия узнала, что где-то умер человек, и у него якобы нет наследников, в городе сколько народу каждый день умирает, за всеми следят, что ли?

Вопрос второй. Если Горсовет подал иск именно к С., значит, они знали, что есть наследница?

Вопрос третий. Если у меня нет адвокатской лицензии, и я не могу представительствовать интересы С. в суде, а она сама не может, потому что почти ничего не видит, не может даже прочитать документ, находящийся в деле, то и у девушки горсоветской тоже нет лицензии! В деле есть доверенность на ее имя, а лицензии нет.

Ко мне закон относится, а к ней нет? Она ведь не есть городская громада, а только ее представитель, значит, тоже должна иметь лицензию.

Вопрос четвертый. Уже накоплено мешка три документов, подтверждающих, что С. и А. жили вместе на протяжении более четверти века! Это справки ЖЭКа, и не одна, множественные письма на имя Поэта, приходившие на адрес Люстдорфская дорога № 123 – адрес Музы, его гражданской жены, счета за квартиру, за газ, всяческие квитанции на рассрочку, фотографии разных лет и так далее. Не говоря уже о том, что вся писательская братия Одессы знает, что они прожили долго в гражданском браке, бывали у них дома на Таирова, свидетелей этого тоже очень много.

То есть, ни у кого, ни у одного нормального человека не вызывает сомнения факт их совместного проживания, который дает право вдове Поэта на ту самую комнатенку, в которой она когда-то делала ремонт.

Ну, предположим, мэрия формально все равно должна подать иск. Хотя не ранее пяти лет со дня смерти владельца имущества, ожидая все это время появления законных наследников. Но откуда такая агрессия и напористость у горсоветских девушек-юристок, откуда такая враждебность по отношению к очень старому человеку, полуслепому уже, не могущему защитить себя, свое явное право на эту мелочь, ну не квартиру даже, а так себе, непонятно что.

Невоспитанность, дурость молодости, охотничий азарт неофита-охотника, которому племя впервые доверило лук и стрелы, чтобы забить мамонта?

Поэтому я обращаюсь к более опытному, более взрослому человеку, тем более к мужчине, с призывом:

Уважаемый Геннадий Леонидович, Одесса – богатый город. Мы не нуждаемся в деньгах для города, мы нуждаемся в порядочных, талантливых людях. И тех, кто уже есть, мы должны беречь.

Геннадий Леонидович, факт права писательницы С. на наследство абсолютно бесспорен. Я Вас прошу, очень прошу, не надо терзать престарелую, полуслепую вдову, ей даже приехать в суд на Балковскую тоже очень тяжело. Отзовите иск. Одесса без этой халупки не обеднеет.

А в мире прибавится благородства.

Давайте вспомним Евангельскую притчу:

«Сказал Господь ученикам Своим: остерегайтесь книжников, которые …поедают домы вдов… они примут тем большее осуждение.

Взглянув же, Он увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу; увидел также и бедную вдову, положившую туда две лепты (медная монетка, наименьшая в Иудее – В.К.) и сказал: истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила; ибо все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела».

Эта крохотная квартирка, меньше санитарной нормы на одного человека, и есть та единственная лепта, которую имеет эта вдова. Все ее пропитание. Она крохотная, меньше не бывает, даже не лепта, а лептон! Наименьшая частица Вселенной. Что такое эта квартира вдовы для нашей миллионной Одессы? Ну, просто, просто ничего. Геннадий Леонидович, не терзайте ее, будьте милосердны, будьте мужчиной-защитником старой, почти ничего не видящей, талантливой женщины.

Быть защитником вдов и сирот – всегда считалось в мировой культуре наибольшим благом.

Из Евангелия от Луки:

«Она отдала эти две лепты, две медные монетки, – и осталась без денег вообще».

Вдова С. ничего не имеет на свое пропитание, кроме той лепты, которую сильная, богатая, вооруженная до зубов агрессивными девушками-юристками мэрия, в лице мужчины-мэра пытается у нее отнять. Я никогда никого не просила для себя. А за нее прошу: право на ее стороне, помогите ей, не убивайте морально, у нее сейчас очень тяжело на душе, очень, я это знаю, лучше защитите!

Будьте мужчиной-защитником!

Виктория Колтунова,

правозащитник с 20-летним стажем,

Уполномоченный Международного комитета защиты прав человека,

писатель, публицист,

Академик международной Академии литературы и искусства Украины,

Лауреат многих международных наград в области литературы

и общественной деятельности.

25 мая 2019 г.