Театр в Одесском сентябре

По устоявшейся традиции с 5 по 11 сентября в Одессе вновь открылся Международный театральный фестиваль. Четвертый. Снова под крышу Одесского русского драмтеатра слетелись коллективы из Украины, России и Германии, чтобы себя показать и других посмотреть.

Ну и, конечно, маститые критики из России и Украины, чтобы дать этим работам профессиональную оценку.

По обычаю, в первые два дня фестиваля проходит театральная конференция. В этот раз она была посвящена вопросу авторского права. Специалисты из Москвы и Киева выступили перед участниками фестиваля и рассказали о положении вещей в данном щепетильном вопросе. Оказалось, авторское законодательство в наших странах почти идентично и одинаково трудно исполнимо. Невозможно поймать пиратов, тиражирующих на кассетах видеозаписи фильмов и спектаклей. Нет для этого инструмента. Есть и другая беда. Автор пьесы, идущей в театре, должен получать определенный процент отчислений от сборов со спектакля. Этим занимается Управление защиты авторских прав. Автор получает четыре процента от сбора, двадцать семь процентов от этих четырех получает Управление, то есть государство. Казалось бы оно заинтересовано в том, чтобы сумма отчислений была точной. Но данный государственный институт может только полагаться на честность директоров театров, заявляющих о сборах за спектакль. Проверить это нет никакой возможности, права такого у Управления нет. Нечестное руководство театра может спокойно занизить сумму, а то и вообще не сообщить в Управление о том, что данная пьеса такого-то числа шла на сцене. За неправдивую информацию никто не несет ответственности.

Прибывшая из Москвы знаменитая российская писательница и драматург Нина Садур рассказала о том, что, точно зная, что ее пьеса «Чудная баба» одновременно прошла в двадцати театрах, получала отчисления только из четырех. А ведь отчисления от сборов – единственный хлеб драматурга.

Второй больной вопрос – плагиат. Драматург может зарегистрировать свое произведение в Управлении, там ему рукопись прошьют нитками, наклеят на прошивку бумагу с указанием количества страниц, печатью и подписью. Выдадут справку о том, что данное произведение было сдано в Управление по авторским правам тогда-то. Но это мало что дает. Потому что в случае плагиата, добиться судебного решения в свою пользу так тяжело, что лучше и не начинать. Укравший произведение, конечно, не представит его списанным буква в букву. Изменит название, имена, чуть-чуть переставит порядок сцен.

И тогда придется обращаться за литературной экспертизой, чтобы доказать свое авторство. Но у нас нет лицензированных организаций, занимающихся литературной экспертизой. Нет адвокатов, специализирующихся на авторском праве. Данная возникающая коллизия почти тупиковая. Она требует разрешения, и это, конечно, насущная задача для Союза театральных деятелей. Надо разработать соответствующее положение, включающее подготовку в вузах юристов по авторскому праву, пролоббировать его в Кабмине. Здесь работы непочатый край.

Кроме чисто театральных проблем на конференции возник вопрос авторского права в смежном искусстве – кино. Здесь дело обстоит еще хуже. Одна из участниц конференции рассказала, что, имея наследственное авторское право на отчисления от проката по телевидению и тиражированию фильмов ее отца, она не может получить свои деньги, так эти фильмы признаны «национальным достоянием Украины». Это, конечно, почетно и приятно дочери, однако, почему права на авторские отчисления в таком случае выкупил у государства посторонний человек? (То есть права на национальное достояние Украины!) Почему у государства, а не у прямой наследницы, принимавшей к тому же участие в работе своего отца? Возникни такая коллизия на Западе, тамошние уполномоченные структуры, в лепешку бы разбились, разыскивая прямых наследников покойного держателя авторского права. А у нас, как оказалось, даже в нотариальной конторе ей отказали в выдаче свидетельства на наследство в области интеллектуальной собственности, на основании того, что украинская нотариальная контора не знает, как оформлять такое свидетельство. Нет опыта (советская обдираловка, когда все заработки поступали в бездонную госказну, это, конечно, не опыт) и нет указаний свыше.

Уже много лет ведется дискуссия в творческих союзах, объединяться или не может все-таки не стоит. Думаю, что уж в области защиты своих авторских прав, объединиться нужно, и как можно скорее. И добиваться цивилизованной формы их осуществления. А то, глядишь, пока этот вопрос решится сам собой, старые драматурги просто все повымрут. С голоду. В Украине, центре Европы. Стыдно это как-то…

Ну ладно. Живые авторы может еще как-то постоят за себя. А что делать авторам покойным? Речь, конечно, идет не об авторских вознаграждениях, а о праве автора на неприкосновенность своего текста. (Кстати,  директор одного из российских театров сказал: я ставлю классику, потому что платить автору не надо. Зачем мне современный драматург с его гонораром и отчислениями?) Чуть позже мы рассмотрим этот тезис на примере той классики, что прошла на площадках  1У Международного театрального фестиваля в Одессе.

В рамках  конференции состоялась читка своих пьес драматургами А. Марданем и Ниной Садур. О пьесе А. Марданя мы поговорим чуть позже, в связи с показом по этой пьесе спектакля в постановке Луганского русского драмтеатра. Что касается новой пьесы Нины Садур, «Летчик», прочитанной в репзале, то стоит поблагодарить устроителей фестиваля за полученное не только наслаждение, но и замечательный урок драматургии, преподнесенный этим известным мэтром российской литературы. Нина Садур очень плодовитый драматург, чьи пьесы идут не только в России, но как ни странно, гораздо более в Англии и Скандинавии. Эта женщина владеет чисто мужским пером и чисто мужской храбростью писать так, как хочет, а не так как принято. А хочет она писать резко, откровенно, балансируя на грани между эпатажем и правдой жизни. Ее герои предельно гротесковы, и в то же время они живее всех живых.

У нее прекрасный образный язык, и что примечательно, отточенность фразы и ее смысловое наполнение она соблюдает не только в диалогах героев, но и в ремарках автора, которые обычно играют только функциональную роль. «Подошел, сказал, положил на стол». А у нее, что ни ремарка, то образ, мысль. Ремарки по своему образному строю, по выразительности языка равны репликам героев! И, если бывает, целая пьеса выражает какую-то одну мысль автора, что вполне нормально и допустимо, то у нее, множество рассыпанных по тексту фраз несут каждая свою собственную самостоятельную идею.

Но вернемся к вопросу о классике и авторском праве. Итак, были Чехов, Гоголь и Островский.

С Чеховым все в порядке. «Дядя Ваня» в постановке хозяев праздника – Одесского русского драмтеатра порадовал. Добротная классическая постановка. А это значит, что она о людях, о тонких движениях их души, без привнесения в нее попсовых элементов, выдаваемых за осовременивание «старого» текста. Прекрасный актерский ансамбль. В некоторых сценах все персонажи сходятся вместе, и в то же время все они по-своему одиноки. Заканчивается спектакль тем, с чего начался, ни один герой не получил желаемого, все они продолжат ту же скучную, бессмысленную жизнь, что и в начале.

После каждого просмотра собирался экспертный совет для обсуждения спектакля, куда входили приглашенные критики, вела его известный московский театральный критик  В. Б. Федорова. О персонажах «Дяди Вани» она отозвалась с легкой насмешкой. Мол, не видят они выхода из положения, хотя он есть, а, следовательно, сами виноваты в своих несчастьях, и ей их «не жалко». Думается, уважаемый критик не права. Если бы Антон Павлович писал о людях, которые просто не могут найти выход из положения, лежащий на поверхности, то он бы писал о людях глупых. А он писал о несчастных, у которых выхода на самом деле нет. (Хотя по большому счету и глупых жалко, как им, глупым-то жить?)  Кроме того, Чехов именно тот писатель, который всегда предлагает своему читателю проникнуться сочувствием, жалостью к его героям, что ничуть не стыдно и не зазорно.

Как уже говорилось, актерский ансамбль на высоте. Остро, но, не переходя грань достоверного, играет профессора Серебрякова засл. арт. Украины Анатолий Антонюк.

Тонко передает желание плотской любви, не решаясь изменить мужу, красавица Т. Коновалова  в роли Елены Андреевны. Четко соблюдает темпоритм нарастания трагедии Ю. Невгамонный в роли дяди Вани. Что у меня лично вызвало отторжение, так это сцена его объяснения с Еленой Андреевной, когда она убегает от него, а он хватает ее за платье и они оба валятся на пол. Как-то выбивается эта мизансцена из общей стилистики спектакля, построенного на принципах хорошего вкуса. И психологически это неверно. Иван Петрович – человек в высшей степени интеллигентный. Он любит, страдает, мучается, но не станет хватать руками любимую женщину, да еще замужнюю, да еще родственницу. Не водопроводчик, небось.

Переходим к Гоголю. Этот год у нас Гоголевский, юбилейный, и как известно, Гоголь у нас это «наше украинско-русское все». Писатель, объединивший в себе украинскую суть и русскую форму. А потому как нельзя более точно выражающий идеи фестиваля – объединения русскоязычных творцов из разных стран мира.

Итак, «Женитьба» в постановке Севастопольского русского драмтеатра им. А. В. Луначарского.

Нет лучшего способа привлечь зрителя, чем дать ему то, чего ему хочется! А хочется ему веселиться, смеяться, и чтобы все было хорошо. А потому авторы спектакля использовали пьесу как основу, и соорудили совершенно феерический, я бы сказала, очень внешний спектакль. Я имею в виду, что были использованы только внешние, конструктивные элементы пьесы, а не ее внутренняя суть. Буквально восприняв указание автора – «Совершенно невероятное событие в двух действиях», постарались сделать его еще более невероятным, чем то было написано. На стене Подколесинской квартиры висит динамик, который персонажи время от времени включают, и музыка разных времен и стилей вмешивается в действие, как равноценный персонаж. Герои бросаются в пляс, выражая свои эмоции. Естественно, для заполнения сценического времени танцами и мимическими вставками, пришлось сократить текст. Бедную сваху Феклу Ивановну урезали так, что у нее и действия никакого не осталось. Можно было вообще выкинуть и заменить Кочкаревым. А ведь это один из главных персонажей пьесы, очень колоритный, яркая роль, сладкая мечта любой комедийной актрисы. Агафью Тихоновну режиссер наградил томлением плоти, бросающейся то на грудь Подколесина, то на грудь Кочкарева, что несколько сомнительно. Дурным вкусом отдает сценка, когда из спальни Агафьи Тихоновны выбегает Кочкарев со спущенными штанами. Зато эпизод утреннего купания девушек, длящийся минут десять (и все это время по сцене бегают из угла в угол, полуодетые девушки), вовсе не показался чем-то чуждым. И вот почему. Если Агафья Тихоновна, стягивающая штаны с Кочкарева – это психологическая и стилистическая неправда, поскольку в то время ничего подобного быть не могло, и привносит в спектакль ноту фальши, то сцена с девушками и целомудренна и правдива. Более того, трактовать эту сцену можно и так: только внешнее, одежда, манеры, отличают девушку 19 века от девушки современной, а в сути своей они одно и тоже. Без кринолинов и буфов, в одних ночных рубашках, они такие же девушки, как и те, что сидят в зале. Все девушки хотят выйти замуж, родить детей, хотят семейного счастья, а значит комедия Гоголя и о них, она на все времена.

Ну а поскольку, как мы помним, зрителю всегда хочется, чтобы все было хорошо, то в нашем спектакле постановщики позаботились о его чувствах и избавили от переживаний. Подколесин и Агафья Тихоновна благополучно женятся, и к финалу на сцене появляются пятеро очаровательных ребятишек, мал мала меньше. Это уже не первая такая интерпретация финала на ниве российского театра, но она имеет право на существование.

Вполне. Как, впрочем, и в любой мыльной опере.

Официальное литературоведение учит, что Гоголь беспощадный сатирик, обличитель пороков общества. Ой, не думаю, что такой уж беспощадный, и даже не такой уж обличитель. Скорее он и весело, и скорбно следит за своими героями, сочувствует им. Несмотря на массу смешных мест в этой пьесе, по сути своей она трагична. Я имею в виду, в первом своем варианте, авторском.

Разве это не трагедия Агафьи Тихоновны – остаться и вовсе без единого жениха, брошенной, опозоренной? И разве это не трагедия Подколесина, маленького человека, настолько нерешительного, боязливого, что он сам своими руками разрушает свое счастье, что было так близко? И разве автор в финале смеется над ними, а не жалеет?

Более того, думается мне, что и остальные пьесы Гоголя под плащом комедийности скрывают содержание трагедийное. Даже «Ревизор», о котором он писал, что собрал в этой пьесе все самое дурное, что есть в России, чтобы над этим посмеяться. Но… снова обманутая невеста, наивная и глупенькая, ее разрушенные мечты. Городничий, и собственно, весь городишко, обведенный вокруг пальца мелким хлыщем, одураченные, униженные. Смеется ли писатель над ними? Напротив, он предлагает всем нам стать на их место: «Над кем смеетесь, над собой смеетесь…» 

Здесь можно сказать и о Гоголе, как о Шолом-Алейхеме, – «видимый миру смех сквозь невидимые миру слезы».

«Ревизора» на фестивале показал Ростовский академический театр драмы им.М. Горького.

Прекрасно, достоверно сыграл Сквозник-Дмухановского засл. арт. России Олег Ширшин.

Актер не педалирует, не нажимает в тех местах, где его герой совершает отрицательные поступки. В этом он очень тактичен. Глядя на него, кажется, что уж и впрямь унтер-офицерская вдова сама себя высекла, настолько он живой и органичный, неужто мог отдать такой дурацкий приказ? Не верится! Замечательные чиновники, все такие разные, яркие, живые! Женская пара, мать и дочь – соперницы, комедийны, легко переходят из состояния в состояние. Легкий, словно бьющее из горлышка бутылки шампанское, Хлестаков (А.Богданов).

Только непонятно, зачем в прологе выходит на авансцену Автор и читает отрывок всем известный с шестого класса, «И какой же русский не любит быстрой езды…», по ходу он тянет на себя за веревочку игрушечную тройку. Ну, наверное, надо зрителю сообразить, что на этой игрушечной тройке приехал Хлестаков. И что его в процессе вранья, тоже «занесло». Так что ли? Ну и что? Содержится  ли в этом отрывке какой-то важный элемент пьесы, указывает ли он на что-то существенное, что надо будет зрителю осмыслить позже? Нет. Ни Автор, ни тройка более не появляются и никакой роли в дальнейшем не играют. То самое ружье, которое в первом акте на стене повисло, а в последнем так и не выстрелило.

Третий спектакль по Гоголю – «Игроки», привез Орловский академический театр драмы им. И. С. Тургенева,  спектакль достаточно редкий в репертуаре театров, его играют нечасто. Возможно, виной тому была советская цензура, опасавшаяся вывести на сцену карточных шулеров. Да и то правда, в первом акте собравшиеся в гостинице игроки настолько красочно и романтично описывают наслаждение карточной игрой, что впрямь хочется последовать их примеру. Однако постепенно атмосфера спектакля нагнетается, сгущается,  становится напряженной. Мы понимаем, что перед нами мошенники высшего разряда, и следим, кто ж кого переплюнет. Вот тут как раз тот случай, когда ни автор, ни зритель никого не жалеют. И вот почему, если в первых двух гоголевских спектаклях перед нами выступали жертвы обстоятельств, жертвы своего класса, воспитания, жертвы своего собственного характера, наконец, сталкивались между собой люди, чьи беды происходили извне, то в «Игроках» сами персонажи повинны в своих неудачах, их пороки скрыты в них самих же.

Жаль, что не найдены какие-то элементы разнообразия в первых двадцати минутах спектакля, эти первые минуты откровенно скучны. Несомненной удачей является образ самой «ее величества Игры» – Аделаиды Ивановны, которую без слов сыграла, вернее, станцевала молодая артистка Юлия Некрасова. Она выразительна, пластична. Танцует настолько хорошо, что ее вполне  хватило бы, если не на балет в оперном, то хотя бы на балет в оперетте.

Наконец, Островский. «На бойком месте». Спектакль Белгородского академического театра драмы им. М.С. Щепкина. В прошлом году этот, один из лучших театров России, приезжал, привез «Лес» Островского, прекрасно сделанный спектакль. В этот раз белгородцы снова обратились к тому же драматургу.

Итак, «На бойком месте». Здесь мы видим случай прямо противоположный «Женитьбе». Сохранен полностью текст Островского, то есть внутреннее содержание пьесы осталось нетронутым, но привнесены элементы внешнего осовременивания, расцвечивания спектакля. Так постоялый двор Бессудного встречает каждого нового гостя восточными танцами с бубном, танцуют Евгения и Аннушка, Миловидов во дворе курит кальян, дом разукрашен восточными драпировками. Слуга Жук оказывается лицом кавказской национальности в услужении у русского кабатчика.

Пьеса написана словно вчера, та же алчность и неразборчивость в средствах, то же отсутствие жалости к слабым и нежелание услышать голос совести. Но если Островский в образе Аннушки показал стремление к любви, тягу к чистоте и затаенное желание поменять свою судьбу, то в современной трактовке пьесы этот образ претерпел те изменения, что характерны для нашего времени. Аннушка (В. Васильева) отнюдь не наивная, чистая девушка, как в оригинале. Настало другое время, и она превратилась в расчетливую маленькую хищницу. Вот она подсмотрела сцену ухаживания Миловидова за Евгенией, выходит из своего укрытия и говорит что-то вроде «Душа моя окаменела». Но говорит это с интонацией неискренней, выспренней, явно в расчете на то, что ее услышат родственники. Вот уже вроде бы все наладилось, любимый увозит ее к себе домой, но Аннушка не теряет головы от счастья, она не забывает сбегать в дом и вынести оттуда свой сундучок с накоплениями. Вполне «себе на уме» девушка. И тут мы, в отличие от «Женитьбы», видим пример настоящего осовременивания, нового прочтения пьесы, не бутафорски внешнего, а построенного на изменениях характера персонажей, соответственно сегодняшнему дню.

Теперь о спектаклях по пьесам нашего современника А. Марданя.

К сожалению, ему в постановке повезло меньше, чем Островскому. Очень хорошая, трогательная пьеса об отношениях двух сестер, соперничающих из-за одного мужчины, но сумевших сохранить сестринскую любовь и нежность. Прекрасная сценография, убедительные актрисы, но пьесу почему-то сократили на час, а потому ее название «Женщины. Фрагмент» воспринимается совершенно буквально. Фрагмент, вот что оставил от нее Вологодский драматический театр, и это явно ощущается зрителем.

Еще хуже обстоит дело с пьесой «Ночь святого Валентина». Слава Богу, удалось послушать ее в читке драматурга и составить себе представление до просмотра спектакля. Согласно услышанному, пьеса предполагала столкновение чистой, интеллигентной возвышенной женщины с грубостью и реалиями современной жизни. Ее муж, преуспевающий бизнесмен, лжет ей, изменяет. Для того, чтобы сбежать от нее к любовнице, подсыпает ей в бокал снотворное. Уходит. А вместо него на сцене появляется таинственный персонаж, некий Валентин, то ли это сам святой Валентин сошел с неба утешить ее, показать, что любовь еще жива на свете, то ли это ее неистовая жажда человеческого тепла, плод ее воображения. Драматург не открывает нам, кто это, но это и не важно. В финале героиня погибает, выпив тот самый бокал и заснув за рулем.

Однако, все это в пьесе. На сцене же Луганского областного театра мы видим не бывшую учительницу, тоскующую по прежней наполненной смыслом жизни, а безвкусно одетую тетю с манерами завсегдатайки ресторанов. Престарелый Валентин в мешковатом, длинном пиджаке, никак не тянет на романтическую мечту. И главная ошибка режиссера, это сцена гибели героини. Муж, которого очень правдиво, темпераментно играет засл. арт. Украины Е. Кравцов вдруг оставляет свою достоверность и совершенно холодно реагирует на гибель близкого человека, женщины с которой прожил 20 лет. По пьесе, он слышит о разбившейся машине по радио, значит, она успела отъехать далеко и уснула. В спектакле героиня разбивается сразу во дворе. Опять фальшь. Только что кричала, переживала и тут же уснула? А муж вместо того, чтобы броситься к обломкам машины, спокойненько, как Синяя борода, набирает номер на мобильнике, чтобы сообщить следующей жене, что место свободно.

Еще мелочь, но неприятная. По пьесе зритель должен переживать, выпьет героиня бокал со снотворным или нет? В этом одна из линий интриги. Однако на сцене стол заставлен пустыми и совершенно ненужными бокалами. Из-за этой неряшливости реквизита бокал со снотворным теряется в их количестве, «не играет». К тому же момент, когда актриса выпивает снотворное, она пробегает вскользь, не акцентирует.  И в конце концов зритель остается в недоумении, может выпила, а может нет?

Короче, пьесу жалко.

Но закончился фестиваль на очень высокой ноте. Снова Гоголь, «Записки сумасшедшего».

Русский театр города Нюрнберга, Германия.

Удивительный спектакль, охарактеризованный авторами, как «атмосфера в одном действии». Литературный текст передан средствами мимики, движений, музыки, графических образов. И, несмотря на столь условные средства выражения, в финале на глаза зрителя наворачиваются слезы.

Фестиваль принято называть праздником. Это, конечно, так, но значение его гораздо глубже. Это боевой смотр художественных сил, это их консолидация, это обмен опытом и адресами, установление контактов. И это всегда ступенька вверх по лестнице духовного подъема общества.

12 сентября 2009 г.