Интервью с одесской писательницей ВИКТОРИЕЙ КОЛТУНОВОЙ

 Виктория, Вы написали роман «Белая лилия на темной болотной воде», о котором говорят в литературной среде. Но он не напечатан, каким же образом он стал известен?

- Главы из романа публиковались в разное время в журналах «Фаворит», «Великоросс», «Дон»,  «Дерибасовская-Ришельевская». В некоторых киевских изданиях. Опубликованы многие главы, но по различным изданиям. Люди читали, им нравилось, и так роман стал частично известен.

В рекомендации к печати этого романа, данной  кандидатом  философских наук Т.А. Метелевой,  я прочел такие строки:

«Художественный мир Виктории Колтуновой – это мир, в котором встреча читателя с автором организована по Буберовскому принципу «Я – Ты», на глубинном уровне понимания, и где смыслообразующим является не столько говорение, сколько не проговоренное.

Новеллы автора глубоко драматичны, во многих из них драматизмом насыщена сама обыденность, сковывающая личность стереотипами и шаблонами, ломающая траекторию лучших порывов и придающая вкус горечи реализации заветных желаний («Бутылка Шардоннэ», «Увертюра», «Чужой багаж», «Слова, что нами руководят»). И этот угол зрения видения мира роднит новеллы автора с чеховскими рассказами».

И, тем не менее, несмотря на его высокую оценку многими уважаемыми рецензентами, этот роман до сих пор не напечатан отдельной книгой. Почему?

- Потому что напечатать отдельную главу денег не стоит. И роман расхватали на главы и напечатали многие альманахи и литературные сборники. А вот издание романа отдельной книгой – это затея дорогостоящая. Во всяком случае, для меня. А писатели сейчас, сами знаете, печатаются за свои деньги. Издательства рискуют собственными вложениями только в быстро расходящуюся «попсовую» литературу: детективы, женские любовные романы и т.д. А «Лилия…» – это уж точно не попса. Так что на нее денег пока нет. Более того, сейчас Крымское издательство «Доля» готовит серию «Золотая библиотека Украины», и издателю В. Басырову настолько нравится роман, что он дает половину своих личных денег, но вторую половину должна добавить я, а у меня и этого нет.

 А как у Вас родился замысел этой книги?

- Однажды ко мне обратился кинорежиссер Борис Иванович Савченко, Народный артист Украины, с просьбой дать ему разрешение на экранизацию рассказа моего отца Григория Колтунова «Морис». Я такое разрешение дала, но спустя какое-то время, Савченко снова позвонил ко мне и сказал, что хотел бы поставить полнометражный фильм, а объема «Мориса» на полный метр не хватает. Спросил, может, есть какая-то возможность внести туда материал черновиков рассказа, чтоб растянуть его. Но материала больше не было, придумывать свое, лишнее, и портить шедевр, а «Морис» на взгляд всех его читавших именно таковым и является, мы не стали, и решили, что я напишу еще две новеллы, которые вместе составят полный метр. Я написала «Борьку» и «Труху». Получилось так: «Морис» - первая мировая война, «Борька» - вторая мировая война, «Труха» - третья.

Но разве «Труха» - это война? Это просто фантастический рассказ на тему будущего, разве не так?

- Нет, я имела в виду, что все происходит не в будущем, а сейчас. Вспомните фразу: «Это уже произошло» - подумал Павел». То есть, война идет внутри самого человечества, борются силы зла и добра, и некоторые люди, которые сейчас ходят по улицам, на самом деле уже являются трухой, нравственной трухой. Поэтому эта новелла не фантастика, это аллегория. И все те другие новеллы, которые на первый взгляд кажутся фантастикой, на самом деле являются аллегорией. Потому что вклинить в абсолютно реальные вещи фантастику можно, конечно, но я этого делать не стала. Аллегория – это часть нашей реальной жизни, просто это несколько другой угол зрения. Она ближе к жизни, чем фантастика, а потому и мне ближе.

  И что произошло потом?

- Произошло то, о чем мы только что уже говорили: мы с Савченко искать деньги на постановку не умеем, не получается.  Он умеет снимать, я писать, а искать деньги, это талант продюсерский, у нас его нет. Вот так все на время и застыло. А потом он мне посоветовал, пиши дальше, может, когда-нибудь мы с тобой сделаем из всех новелл многосерийный телевизионный фильм. Так появился образ драматурга Павла, который объединяет все новеллы.

 Поэтому Вы называете свою книгу – кинороманом?

- Отчасти поэтому, и потому, что ее вымышленный автор, Павел, кинодраматург, и потому что мы надеемся ее не только издать, но и поставить. И еще потому, что все-таки я всю жизнь проработала в кино, и многие читатели отмечают, что в романе многое есть от кинематографа, подробное описание действий героев, их видение автором, какие-то детали киноязыка, напряженность сюжета. Например, меня укорили, что баба Франя отсекает рыбьи головки огромным ножом, так, мол, тюлечку в Одессе не чистят, ее чистят маленьким ножиком. А для меня важнее этой правды выразительность крупного плана кинокадра, в котором огромный сверкающий нож взлетает над крохотными рыбешками, и отсекает их головки, как гильотина. Если это правильно снимет режиссер, кадр получит философское звучание. Это намного важнее скрупулезного отражения действительности.

 Итак, для того, чтобы свести всех героев в единый роман, Вы их поселили в одном доме, Косвенная 12, на Молдаванке?

-  Да. На Косвенной нет такого дома, там последний номер, кажется 8. Я хотела избежать ненужной конкретики. Для меня дом №12 на Косвенной – это вся Одесса, а Одесса – это вообще весь мир. Потому что, как в одном человеке заключается весь мир, так я думаю, в каждом компактно проживающем человеческом обществе, отражается все человечество. И в этом тоже своя аллегория.

Роман насыщен элементами фантастики и сюрреализма, некоторые главы заставляют вспомнить Булгакова и Веллера. Есть ли в вашем творчестве грань между реальностью, вымыслом и страхом перед вымыслом?

- Страха перед вымыслом нет. Грань между реальностью и вымыслом очень расплывчата. Ведь каждый поворот сюжета нашей жизни, то есть реальности, есть продолжение того вымысла, который сначала рождается в нашей голове, его следствие. Вообще, я по жизни оптимист, то есть твердо верю, что на анатомическом вскрытии все выяснится. И ничего не боюсь, ну, погибнет наша цивилизация, ну и фиг с ней. И фиг со мной, если я с ней погибну.

Но, все-таки, Виктория, Вы не боитесь, что главу  «Убить Сталина» воспримут как подражание «Мастеру и Маргарите»?

- Да почему же, только потому, там действует Ангел смерти? Ну и что, такой персонаж присутствовал во многих образцах литературы, задолго до «Мастера и Маргариты». Ну, хотя бы в «Фаусте». Это же фольклорный или мифологический персонаж. Достояние многих народов, а не одного писателя, или одного течения в литературе.  Я изучила таблицу народных имен Ангелов добра и зла, имя Азриэль взято оттуда. Больше ничего общего с Булгаковым там нет. Если уж говорить о каком-то влиянии, то следует вернуться на много лет назад, в мою молодость. Тогда вышел роман Габриеля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества», и все им зачитывались. И я тоже. И много лет ходила под его впечатлением. Тем более, что я училась тогда на испанском факультете, книгу сначала прочитала на русском, потом на испанском.  Иногда мне казалось, что я живу не здесь, а в Макондо, хожу по его улицам, вокруг моего лица вьются желтые бабочки Маурисио Бабилоньи. В молодости вообще все воспринимается остро, выпукло.

Вот и в «Белой лилии…» действие происходит на протяжении почти ста лет, от 30-ых годов прошлого века до того времени, которое еще не наступило, но которое, по моему мнению, обязательно наступит. Раньше или позже, но конец именно нашей цивилизации непременно произойдет. И Павел наблюдает начало этого конца.

Роман построен в стиле и форме джазовой композиции – вступление, развитие и повторение вступления на новом уровне. Это связано с любовью к джазу или случайное совпадение?

- Нет, я не настолько образована в музыке. Просто я посчитала это классикой развития литературной темы.

Что в романе автобиографично, а что взято из житейского опыта друзей, знакомых, родственников?

- Ну, полностью автобиографичен «Чужой багаж». В «Полотенце из девятого вагона…» биографичен кусок с бомжихами. А полотенце я не крала, честное слово! Обошлась без такого совета. Отражение биографии деда и бабушки в рассказе «Пять метров до краюшки хлеба». Иногда сюжет рождается из случайно услышанной фразы, или маленького фрагмента сна, как например, приснившийся мне один только кинокадр - рваный портфель, набитый мусором. Так родился «Чужой багаж». А вообще-то в каждой главе есть та часть меня, которая оценивает происходящие события, сопереживает героям. В этом смысле автор есть всюду. Но, если где-то я веду рассказ от имени героини «я», не надо воспринимать это слишком буквально.

В главе «Борька» из города уходит на расстрел колонна евреев, и действие у Вас происходит в разгар  лета. Однако мы знаем, что евреев угоняли на смерть в октябре и лужи уже подернулись льдом. Как с этим быть?

- Никак не быть. Мы ведь уже говорили, что это роман-аллегория, каждая новелла его посвящена отдельной ипостаси человеческого бытия. Мне нужна была антитеза – противопоставление живой природы и умирающего мальчика. Птицы, шмели, даже жучки оставались жить, а вместилище Божественной души – человек, умирал. Почему, зачем?!!

Тем более, что изначально я писала эту новеллу для кино, там зрительный ряд должен быть наполнен. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что это впервые в истории мировой литературы подробно описана агония маленького мальчика, принимающего смерть за исполнение своих желаний. Мы помним «Смерть Ивана Ильича», но он уже старый человек, описание смерти кентаврихи Харикло в Мифах древней Эллады, но она тоже старая. А вот с мальчиком? Мне кажется, что это в литературе впервые.

В «Борьке» вообще много пластов. И мотив, когда дед говорит внуку «не оглядывайся», желая уберечь его от жестокости происходящего, но тем самым его губит. И мотив не достижения высшей мечты. Борька достигает желаемого, полета на Белом Коне, только умирая. У Лорки есть стихотворение «Песня всадника», я его переводила, вот что-то оттуда, какая-то ипостась – «Смерть угрюмо за мною следит// с твоих башен сияющих Кордова» - вот то же самое, только умирая, мы можем приблизиться к высшему достижению цели. А по сюжету – это душераздирающая история ребенка, идущего навстречу своей гибели, но пока что рассуждающего, как самый обыкновенный ребенок об окружающем мире. Мире, с которым его разлучат через несколько часов.  Это антитеза чистого душевного мира ребенка и окружающей реальности.

Часто ли вам хочется переиграть отдельные эпизоды своей жизни типа сюжета фильма «День сурка»?

- Я думаю, что нет такого человека, которому не хотелось бы начать жизнь сначала, чтобы не повторить  своих ошибок. Но, если так случится, он наделает новых. И кто знает, может еще горших. На эту тему я планирую написать еще одну новеллу. Сюжет такой у меня в голове есть, готово название, осталось только придумать перипетии сюжета. Но в эту книгу она уже не войдет, это будет отдельный рассказ или новая серия рассказов.

Ваши герои иногда нарушают закон или общепринятые моральные запреты, а Вам этого никогда не хотелось? (Акт милосердия, Полотенце из девятого вагона девятого поезда, Бутылка Шардоннэ)

- Кроме «Полотенца…» я здесь не вижу нарушения общепринятой морали. Василий из «Акта милосердия», именно «общепринятую» мораль, к сожалению, не нарушает. Потому что его поступок, к моему удивлению, у большинства читателей мужского пола вызывает лишь одобрение. Правильно, мол, отомстил гордячке. Вот Вам еще один пример человеческой трухи.

Что касается меня самой, то иногда, действительно, хочется дать кулаком в нос кому-нибудь, хотя я, конечно, понимаю, что это нецивилизованный способ общения. И что если мне в противники попадется при этом крупный дядька, то он может ударить меня в ответ. И очень даже побить. Потому что нынче запрет на «ударить женщину» абсолютно отменен.

Можно ли назвать Ваших героев неудачниками? Ведь у многих не удается задуманное или удается не так, как им хотелось? (Акт милосердия, полотенце, бутылка, звездный час, вещи, ночь перед рождеством, убить Сталина)

- Нет, конечно. Они сильные люди, и потому неудачниками быть не могут. Просто их намерения и чистые помыслы наталкиваются на бешеное сопротивление нашей действительности, которая от романтизма 19 века (а их чистые помыслы, видимо, оттуда, из той литературы проистекают) ушла  и превратилась в отвратительный прагматизм и цинизм. Здесь отдельно мне хочется сказать о новелле «Вещи». Многие читатели смотрят на супружескую пару героев этого рассказа, как на двух маразматиков, которые умерли от жадности. Это не так. Просто советская власть, создав искусственный дефицит всего, превратила жизнь маленьких людей в погоню за самым необходимым. Они не жили, они «доставали». И сами превращались в вещи. С каждой проданной вещью из стариков уходит жизнь. Регина Семеновна умерла, когда муж продал ее последнюю вещь – пальто. И потом, когда приходят соседи, (я цитирую): «…они не сразу заметили Петра Николаевича на ворохе вещей». Потому что он слился с ними. Он сам стал вещью.

Почему такой финал в новелле  «Однажды в полдень на веранде»? Чем «провинился» пес?

- Ничем не провинился. Просто он единственный, кто воспринимал тиранию Николая Прокофьича естественно, даже с восторгом. И когда этот мир рухнул, тиран перестал быть для него неким абсолютом, пес просто не смог пережить такой крах. Крах порядка вещей, который ему казался незыблемым и единственно возможным.

Роман насыщен эротикой, но почему только юношеской? Это воспоминания?

- Вот уж не ожидала такого прочтения! Нет, не воспоминания, и почему только юношеской? А Лиза и Василий? А немолодой уже Михаил Иванович? И почему насыщена? Три главы из 20-ти. Мне до Боккаччо далеко! А уж до современной порнухи, ой!.. тем более. Но совсем обойти эту тему нельзя, эротика настолько важная составляющая нашей жизни, что не упомянуть ее будет неискренне, фальшиво. Ведь это не для чтения в младших классах. Но, если Вы заметили, в романе она никому не приносит счастья. И именно потому, что сейчас эротика, как составляющая любви, полностью заменена механическим сексом.

Погибнет ли наш мир от трухи?

- Погибнет, если не одумается. Но я-то лично на это не очень рассчитываю. На «одумывание». А вообще, можете рассматривать «Труху» как хотите. То ли как констатацию неизбежного, то ли как предупреждение о возможном.

Откуда столько грусти?

- Это не грусть, это реальный взгляд на вещи. Ну, чем, скажите, человечество заслужило жить вечно? Великие империи возникали и рушились, все на свете имеет свое начало и свой конец, почему человечество должно быть исключением? Режут друг друга, убивают маленьких детей, только потому, что они другой национальности, ненавидят всех и вся. Прочитала я, что у одного депутата Верховной Рады погиб в автоаварии сын, и какие же комментарии в Интернете? Сплошь ликующие! Радость они испытывают, оттого, что погиб сын богатого и успешного человека. А то, что ему 21 год, что он еще и жить не начал, не важно. Важно то, что у него отец депутат. Ну не мрази ли? Вот это и есть то, что в моем рассказе называется «труха», эти люди и есть гниль, какашки моли. Они даже не собачьи какашки, а еще ничтожнее, молячьи. Ходячая, живая труха.

Может все-таки внести в роман хоть одну главу, в которой торжествует светлая сила, создать какой-то радостный хэппи-энд?

- А зачем? Тогда он превратится в обычный развлекательный продукт эпохи «почти соцреализма», где в конце всегда побеждало добро. Но в жизни-то так, к сожалению, бывает далеко не всегда. Мне хотелось обратить внимание людей именно на тот вектор, куда катится современное человечество. Катится оно вниз, в пропасть полной бездуховности, постепенно все больше превращаясь в нравственную труху. Надо стараться как-то остановить этот процесс, если еще не поздно. Смотрите, все и вся пронизывают отношения, построенные на «Ты – мне, я тебе». Фраза «каждый труд должен быть оплачен», справедливая сама по себе, превратилась в оправдание рвачества, уже и близкие друзья друг с друга деньги дерут за самое маленькое одолжение, за которое сто лет назад со стыда б сгорели деньги брать. Любовь подменили голым сексом, скоро уже и на улицах зажиматься станут, упрекнешь человека в мошенничестве, а он говорит: «Ну и что, подумаешь, ну смошенничал, что тут такого!»  Мне кажется, что 19 век, был эпохой расцвета человеческого духа, вершиной горы, с которой потом общество медленно, но верно, начало скатываться вниз. Вспомним декабристов, которые отдали жизнь за интересы чуждого им класса. Сейчас никто не отдаст не то, что жизнь, но даже толику своих финансов за интересы ближайших родственников. Поэтому мне и захотелось, нисколько не претендуя на истину в последней инстанции, на собственную в чем-то исключительность, я не хуже и не лучше других, обратить внимание читателя на возникшую проблему. Постановка вопроса есть первый шаг по пути ее решения. Поэтому я смотрю на «Белую лилию…» как на роман-крик, роман-предупреждение. Где уж тут счастливый светлый финал…      

Что означает название «Белая лилия на темной болотной воде»?  Какое-то оно у Вас странное, длинное, и не вытекает из содержания романа. Какое отношение оно имеет ко всем новеллам? Ведь нигде нет речи ни о лилии, ни о болоте.

-Хорошо, что этот вопрос идет последним. Потому что это название все-таки дает какую-то надежду. А какую, не скажу, но не из вредности. Вы из меня вытянули кучу всяких откровений. Я-то рассчитывала на роман, дающий очень широкое поле для прочтения. Кто-то заметит острый сюжет, и только, кто-то копнет глубже, и увлечется психологическим рисунком персонажей, кто-то пойдет еще глубже и нащупает философский пласт. Я никому не навязываю уровень прочтения. Насколько человек копнет, так и будет. Но вот получилось, что Вам я уже кое-что открыла. Пусть хоть название останется нерасшифрованным. Чтоб читателю было интересно. А отношение к роману оно имеет самое прямое. Вот пусть читатель и думает…

На фото: Виктория КОЛТУНОВА