Три беседы в кулуарах. 4-ый ОМКФ

Беседа первая. Нана Джорджадзе.

Грузинская актриса, драматург, режиссер. Работает в России, Франции и Германии. Лауреат множества кинопремий. На ОМКФ - 2013 – член Большого жюри.

В.К. – Нана, мне хотелось бы узнать Ваше мнение вот о чем: в СССР было 15 национальных кинематографий, по числу республик. Но 13 из них отличались друг от друга только языком и этническим материалом. А две – украинская и грузинская, еще и манерой исполнения. Они были как бы сами по себе, резко дифференцируясь от российского кино, которому все остальные в той или иной мере подражали. Почему так произошло, что нас связывало?

Н.Д. – Поэтичность, несомненно. И у вас и у нас было поэтическое кино, как отдельное течение. То есть были фильмы общего направления, которые так и исчезли в общем потоке, но были еще фильмы совершенно самобытные, чисто поэтическое кино.

Кстати самобытные были и в других республиках. Но именно поэтические фильмы – в Украине и Грузии. А отличались все друг от друга мерой таланта, или безмерностью…

В.К. – Да, но почему, мы ведь такие разные. Несмотря на то, что у нас есть Карпаты, украинцы, в общем-то, равнинный народ, а грузины – горский, и горы всегда накладывают отпечаток на свои народы. Потому что у горских народов отличный от других способ жизни. Я, будучи студенткой, даже пыталась написать такое исследование – влияние географического положения и климата страны на фонетический и синтаксический строй языков, но не нашла аналитического материала.

Н.Д. – Все равно что-то общее в нас заложено. Это мягкий юмор, артистизм, музыкальность, талант именно к такому роду искусства – лицедейству, игре. Мягкое лукавство, которое позволяет смеяться над собой. Над другими смеяться – легко, безнравственно и не всегда остроумно. Не всегда это получается хорошо. А вот умение тонко посмеяться над собой – это высшее достижение в комедии. Особенно в национальной комедии.

В.К. – Тяготение к комедии тоже было общим в наших кинематографиях. Кроме поэтического кино, был еще жанр мягкой комедии, построенной на юморе, а не на сатире. Но внутри этих течений грузинская и украинская кинематография разительно отличались друг от друга. Спутать между собой украинскую комедию с грузинской было невозможно. А теперь подходим к серьезному моменту. После 1991 года в Украине начали снимать чернуху. Это было естественно. И в Грузии тоже начали снимать чернуху. И странность заключается в том, что, несмотря на разность национальных почв, эти фильмы были похожи как две капли воды! Наснимали множество короткометражек, (это как раз понятно, денег на полный метр не было), и показали свои страны как помойки, беспросветные помойки. Я этого понять не могу. Во-первых, СССР не был такой уж помойкой. Там были другие минусы, но не помойка. Во-вторых, это что получается, перестройка снивелировала две кинематографии? Мы же в СССР боролись за национальную самоидентификацию, а совпартократия уничтожала все национальное, а тут, получается, избавились от совпартдавления и сами по себе нивелировались? За что ж боролись?

Н.Д. – Думаю, это потому что у нас был одинаковый шок от перемены строя, моральных ценностей. Все, что мы уважали, ценили, разом было сброшено с пьедестала. Настала пора других приоритетов, других людей. А кинематографисты на тот момент еще другими людьми не были. Они еще оставались интеллигентами, а не нуворишами. Поэтому и реакция была такая, идентичная. Одинаковый шок диктовал одну и ту же модель поведения.

Развал CCCР в Грузии был болезненным, кровавым процессом. Война началась буквально одновременно с провозглашением Россией независимости в апреле 1991 года. Мирно отпускать Грузию никто не собирался. У нас была война не межэтническая, а за сохранение территориальной целостности, которую мы проиграли в неравном бою. Ведь Грузия маленькая страна с 4,5-миллионным населением, из которого около миллиона оказались беженцами. Людей изгнали из своей родины, со своей территории, которая всю многовековую историю принадлежала Грузии. Погибло огромное количество молодежи, мирное население, женщины, дети. 10 лет мы жили без света, отопления. Всюду разруха, полная катастрофа. Естественно, что кино, как и люди, было в состоянии депрессии. Вот это настроение отчаяния и выразилось в том, как показывали действительность наши кинематографисты.

В.К. – Все-таки странно, потому что у нас, слава Богу, хоть войны не было. Кажется, Украина единственная республика, которой удалось избежать межэтнической резни. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. А у вас война была. То есть, шок все-таки не одинаковый.

Н.Д. – Это страшно вспоминать. Война – страшное дело. Она началась буквально одновременно с провозглашением независимости и длилась 10 лет. Всюду разруха, полная катастрофа. Не могу понять отношение к нам большого соседа – России. Да, у них были к нам претензии, но сравнить то, что происходило на их территории и нашей, невозможно. Это все равно, как прийти к соседу убивать его родителей только за то, что один из детей расквасил нос другому. Ответ неадекватный. Вот это настроение отчаяния и выразилось в том, как показывали действительность наши кинематографисты.

В.К. – И, наверное, именно поэтому даже еще сейчас в 2013 году грузинское кино обращается к теме разрухи. Действие фильма «В цвету», на мой взгляд, лучшего фильма фестиваля, происходит в начале 90-ых.

Н.Д. – Да. Целое поколение грузин выросло во время войны, не зная мирного существования. Эта боль не уйдет никогда. Но все же молодежь улыбается, радуется жизни, потому что они молоды и это естественно. Создают семьи. А боль, она останется в сердцах старших. Но боль имеет и положительную сторону – она учит, заставляет видеть реальность без иллюзий.

В.К. – Насчет учебы. Сейчас кинематографистам и учиться не надо. Съемочная техника стала настолько дешевой и доступной, что каждый мало-мальски обеспеченный человек может купить камеру и пойти снимать. Не нужны громоздкие осветительные приборы, монтажные столы и т.д. Поэтому не нужен большой штат людей. Кто хочет, может снять фильм. Я уже не первый раз попадаю на презентации фильмов, совершенно самодеятельных, но позиционируемых как профессиональное кино. Опасная тенденция. Она может привести к снижению профессионального уровня кинематографического искусства в целом.

Н.Д. – Я настроена более оптимистично. Самодеятельность всегда существовала. Например, в театре. Но она же не вытеснила профессиональный театр. Я другого не понимаю. При таком резком скачке технического уровня весь пар уходит в гудок. То есть создаются 3Д компьютерные эффекты, которые совершенно не направлены на развитие кинематографа как искусства, а только на развитие аттракционов. Почему никто не придумает какие-то новые модели киноязыка? Техника идет вперед, а киноискусство как вид стоит на месте.

В.К. – Может быть те, кто способен придумать новое слово в технике, не заинтересован в искусстве? Значит, должен найтись тот кинематографист или чиновник от кино, кто его заинтересует. Я давно еще, когда в Студии киноактера училась, придумала свой собственный метод киномонтажа, в голове придумала, так сказать, заочно. Но учиться во ВГИКе не довелось по семейным обстоятельствам. И сколько уже лет прошло, а пока еще никто до такого же монтажа не додумался.

Н.Д. – Так опишите его в литературе, опубликуйте. Кто-нибудь подхватит.

В.К. – Подожду еще. Все-таки я пока умирать не собираюсь. Вдруг кто-то будет ставить мой сценарий, тогда я задействую в нем свой монтажный способ.

Нана, я еще хотела спросить, как в Грузии с сериалами? У нас в Украине захлест российских сериалов. Своих нет, а по ТВ идут сплошь российские мыльные оперы, похожие друг на друга как горсть копеек. Очень часто авторы даже бросают сериал, когда угасает интерес зрителя, оставляя его без финала. Настолько этот вид развлекаловки сами авторы не ценят. Мне почему-то кажется, что грузины с их безупречным вкусом не смотрят российское мыло. И вообще не смотрят сериалы.

Н.Д. – Нет, почему же. Народ-то разный и простые люди есть, требующие такого простого развлечения. Мы снимаем собственные сериалы понемногу и зарубежные показываем. Но настоящего кино в одну серию все-таки больше. Фильмы снимаются на студии, а сериалы снимает ТВ, но мало.

В.К. – Телемир знает и хорошие сериалы. Например, бразильская студия «Глобо» снимает такие фильмы и с такими великолепными актерскими работами, что они даже сериалами не выглядят. Однако их тоже последние лет десять в Украине не показывают. В Украине прокатывается множество российских сериалов, которые иначе, чем мылом не назовешь. Мне кажется, что украинское ТВ-пространство, в отличие от Грузии, потому засеяно российской дешевкой, что Украина тяготеет к России, а Грузия нет.

Н.Д. – Что Вы имеете в виду – тяготеть к России? У односторонней дружбы и любви недолгий век. К людям, культуре – тяготение есть, а политика не дружелюбна. Россия большой, не слишком дружелюбный сосед. А нас мало. Вот Украина огромная европейская страна – 52 млн. жителей. А у нас…

В.К. – К сожалению, уже только 46 млн.

Н.Д. – Все равно, вы сильная держава. А нас только 4,5 млн. По численности – один район Москвы. Мы рядом с Россией все равно, что Давид рядом с Голиафом. Вот мы и стараемся сохранить свою национальную идентичность и ни к кому не тяготеть.

В.К. – Да и мы не хотим раствориться в другой державе. Но все равно мне больно, что в Батуми, где я побывала в начале лета, я не могла разговаривать с молодыми. Они не знали русского языка. Старые люди знали отлично и переводили для нас. А с молодыми, все уже, никакого общения. Жалко.

Н.Д. – Насчет языка и мне жалко. Чем больше языков знаешь, тем ты богаче. Читать русскую литературу и поэзию в оригинале, как и всю, мировую, гораздо лучше, чем в любом, самом великолепном переводе. Но мне кажется, это временное явление. Русский язык будут учить, так же как и другие языки.

Я очень люблю великую русскую литературу. Изымать из школ русский язык не следовало. Нельзя все-таки забыть то общее, что нас связывало на протяжении веков – общую культуру. Почему наши дети не должны читать Пушкина в оригинале? И кто может создать такой перевод, который повторил бы музыку его речи? Потеря молодым поколением русской литературы – просто катастрофа. Это же глупость, что наши дети не могут в оригинале прочитать Лермонтова «Мцыри»!

В.К. – У нас сейчас тоже есть силы, которые намеренно раскалывают страну на русскоязычных и украиноязычных. Вопрос языка всегда чисто политический. Язык – живой организм, не терпящий насильственной регуляции. Сталкивая людей между собой, политики набирают себе голоса. Национальный вопрос – это вопрос спекулятивный. Всегда. Во все времена. Лидер партии «Свобода» Олег Тягныбок дошел до того, что объявил, что в Верховной Раде могут заседать только этнические украинцы. Представляете этот идиотизм? Значит, если он будет выбирать между гагаузом с тремя высшими образованиями и этническим украинцем с восемью классами, например, то пан Олег выберет малообразованного восьмиклассника. На этот бред ведутся как раз люди с восьмиклассным образованием. На то и рассчитано.

Н.Д. – Экстремизм безобразен в любом своем проявлении. Я никогда не была против русских и русского языка, я против политики, направленной во вред моей стране.

В.К. – Русский язык мог бы стать «общим языком» СНГ. Если бы сами россияне позаботились о лишении его национальной окраски для других народов, чтобы остальные республики СНГ не ощущали его «русским», а именно общим. Это было бы очень полезно для всех нас. Но эта забота именно России, Россия должна взять на себя эту миссию, если хочет сохранить русский язык на территории одной шестой части суши. Как она это сделает, вопрос тонкий, но цель вполне достижима. Плохо, что в руководстве Россией не те люди, которых интересует языковый вопрос. В принципе это не так уж сложно – договориться с другими республиками о введении русского в школе в обмен на какие-то небольшие преференции, которые может быть даже и так предоставляются, но пока по умолчанию.

Н. Д. – Не знаю, мне кажется это не такой простой вопрос. Нужны хорошие специалисты, которые могли бы не только преподавать в школе русский язык, но и смогли бы привить любовь к литературе, истории. Должна появиться необходимость овладеть языком. В Грузии народ говорил на многих языках, страна всегда славилась толерантностью к другим народам, живущим на ее территории. У нас никогда не было ни религиозных, ни этнических конфликтов. Земельные да, были, но не на этнической почве. И на религиозной не было. В центре Тбилиси стоит одна из старейших в мире синагог. С евреями нас связывают 26 веков дружбы, и хотя сейчас многие уехали в Израиль, но мы по-прежнему называем улицы в Серебряном квартале, где жили евреи, еврейскими названиями. Мы их не поменяли. А в сентябре 1998 года в Грузии широко праздновалось 2600-летие совместного проживания грузин и евреев.

В.К. – У меня раньше были родственники в Тбилиси. Но уже все умерли. Они говорили по-грузински и называли себя тифлисскими евреями. Не тбилисскими, а тифлисскими. Значит, это название идет издавна, еще с царской России. И мои родители несколько лет жили в Тбилиси. Там я зародилась и провела первые 9 месяцев существования. Маму прямо с парохода доставили в роддом в Одессе, где я окончательно появилась на свет. У меня среди черных волос была одна светлая прядь. Мама говорила, что у многих тбилисских девушек такое.

Н.Д. – Да, да, у наших девушек это бывает.

В.К. – Может поэтому, когда я приезжаю в Грузию, я ощущаю себя дома. Не значит ли это, что биополе человека формируется еще во внутриутробном периоде? А если так, то моя теория о связи места проживания народа и характера его языка не так уж беспочвенна. И, возможно, так объясняется и разность кинематографий. Одни народы создают комедии, например, в жанре «черного юмора», другие любят светлые лирические. А ведь любой вид искусства – это тоже язык, способ коммуникативного общения. Кодовая система, с помощью которой автор сообщает своему адресату некий посыл, некую мысль. Интересно было бы проследить общие определяющие компоненты в обычном, устном, языке народа и его кинематографии, его драматургии.

Н.Д. – Интересная теория. Но она требует большого доказательного исследования.

В.К. – А что сейчас со студией «Грузия-фильм»?

Н.Д. – Есть студия. Одно время совсем не работала, было страшно, что не восстановится, но потом ожила. Но сейчас еще много маленьких студий, которые работают, снимают.

В.К. – На «Грузия-фильме» я последний раз побывала в 1986 году. Резо Чхеидзе снимал своего «Дон Кихота». А одесская киностудия снимала тогда в Тбилиси фильм «Искушение Дон Жуана» по роману Леси Украинки «Каменный господин». Один материал, одно и то же время, та же Испания. Для «Дон Жуана» я написала кучу справок по средневековой Испании и, будучи на студии, подарила их Резо для его фильма. В ответ мне оказали истинно грузинское гостеприимство. Я увидела такой Тбилиси, какого и не ожидала увидеть. Потрясающий вид с Мтацминды и так далее. Передайте ему привет, пожалуйста. Может он меня помнит.

Н. Д. – Точно помнит. Резо красивых женщин никогда не забывает. Он очень чувствителен к женской красоте.

В.К. – Покажите мне грузина, который был бы нечувствителен к женской красоте! Такой грузин еще не родился, наверное…

Мы обе смеемся.

Беседа вторая. Галина Лазарева.

Главный редактор и заместитель директора Одесской киностудии по творческим вопросам в 70-80 годах, Заслуженный работник культуры, автор 7-ми книг о кино. На ОМКФ – зритель.

В.К. – Галина Яковлевна, какое у Вас, человека в кино очень искушенного, общее впечатление от фестиваля?

Г.Л. - Одесский кинофестиваль, конечно же – событие. В философии, в отличие от истории или журналистики, понятие события чаще всего лишено оценочного, нормативного компонента. В житейском языке событием называют только факты, имеющие большое значение, так, если поезд приходит по расписанию, это не событие, а вот если он сошел с рельс — это, конечно, событие. Но Одесский кинофестиваль, следуя житейской логике, для города – все-таки событие, хотя и пришел по расписанию.

Для устроителей состоялся хорошо, для меня, зрителя-одиночки, тоже: посмотрела, увидела, услышала 16 фильмов. Ходила по бейджику свободно, молодежь-волонтеры улыбались, желали хорошего просмотра.

В.К. – А минусы какие-нибудь были?

Г.Л. – Ну, например, не слышно было на площади перед музкомедией пресс-конференций, постоянно пропадал звук, Но я не в большой обиде, потому что, судя по прошлому году, когда мы с вами, помните, тоже встречались тут на площади, вопросы и ответы на пресс-конференциях, обычно самого общего свойства. Так что много, наверное, я не потеряла.

Аннотации в каталоге на каждый фильм удивляли несоответствием содержания экранному эквиваленту, вместе с тем сам каталог очень качественно полиграфически исполнен, много информации.

С другой стороны, с аннотациями не так просто: ясность изложения всегда сопряжена с известным риском. Чем лучше вас поймут, тем охотнее раскритикуют.

В.К. – Парадоксальное заявление! Значит, чем понятнее, тем хуже? Для автора хуже? А зритель, кстати, не любит, когда в кино «темнят», он любит, чтобы все было ясно, или же, не поняв фильм, заявляет, вот ерунду показали!

Г.Л. – Наоборот, я имела в виду, что в творчестве ясность — добродетель. Но, если ясность добродетель, трудно принять как добродетель фильм Войтека Смажовски «Автоинспекция». Согласно аннотации «Семеро друзей полицейских из варшавской автоинспекции, живут, казалось бы, насыщенной жизнью». Насыщенная жизнь — это по авторам сплошная, отвратительная нецензурщина, омерзительное поведение с так называемыми женщинами. Зоопарк парфюмом пахнет в сравнении с этим фильмом.

В.К. – Это единственный фильм конкурсной программы, с которого я ушла, не выдержав его брутальности.

Г.Л. – Я вас понимаю. Шляхетно-европейские авторы оскорбили зрителя обыденностью и убедительностью камеры, крупными планами, медицинскими подробностями. В данном случае реализм кинопоказа сыграл с авторами плохую шутку, но они сами в этом виноваты. Согласно аннотации перед героем – сержантом Кролем «открываются коррупционные схемы с ниточками к высшим эшелонам власти». А без мата они не открылись бы? Оказывается, выгибаем палку в обратную сторону, на самом деле стремясь ее выпрямить?!

В.К. – Для меня этот герой вообще не герой. Герой в кино – это тот, за кем хочется следовать, кому хочется подражать. Крулю не хочется подражать, он манерой своего поведения превратил свой персонаж из положительного героя в отрицательного. Для меня, во всяком случае.

Г. Л. – Героизм — это исключительная добродетель исключительных людей, крайняя степень бескорыстной храбрости, противостоящей любому реальному или возможному злу. Вот таким героем для меня стала маленькая девочка Эка в грузинском фильме «В цвету» (режиссеры Нана Эквтимишвили и Симон Гросс). Этот фильм предъявил для меня лично такой героизм, когда 14-летняя подруга Натии Эка во имя справедливости, дружбы и еще чего-то неуловимого, противостоит и пистолету, и измене, и всей неприглядной обыденности жизни.

В. К. – Это один из лучших фильмов фестиваля, и я не понимаю, как мог «Географ глобус пропил» по решению жюри выйти на первое место по сравнению с «В цвету».

Г. Л. – Еще недоумение у меня вызвал израильский фильм «Орлы». «Жизнь и смерть сближаются в мире нашего одиночества», – сказал Рильке. Каждый умирает одиноким, потому что никто не может любить и умереть вместо нас, никто не может прожить за другого его жизнь. Однозначность такого понятия теряет смысл в обществе героев этого фильма. Легкость, с которой ветераны войны за независимость убивают мимоходом следующее за ними «поколение», в том числе и единственную свою дочь от женщины, которую так рьяно и не декларативно герой любит всю жизнь, ставит под сомнение саму независимость. К этому ли стремились авторы фильма?

В. К. – Там два сюжета, по сути. Один – это любовный треугольник, а второй неприкаянность бывших военных стариков в современном мире. Пока загадка появления Тамары в Тель-Авиве еще не раскрылась, я думала, что в фильме образовался не треугольник, а любовный 4-хугольник, то есть в жизни Тамары появился кто-то еще, третий мужчина, и она заточила себя в квартире, чтобы не травмировать двух других, любящих ее мужчин. Такое решение принесло бы свежую струю в сюжетные отношения персонажей. И еще, думаю, что если бы старик убил одного парня, который шел на его друга с ножом, на пляже, и этим убийством авторы бы ограничились, то картина приобрела бы трагическое звучание, поскольку Эфраим и Мошко на войне были солдатами, а, убив в мирное время, стали обыкновенными убийцами. Но авторы пошли по легкому пути «смотрибельности», потакая невзыскательным вкусам современных любителей острых положений в кино.

Хорошо, а что вам показалось самым интересным не из фильмов, а в самой идее фестиваля как киноявления?

Г.Л. – Наверное, то, что молодежь, вдохновенно и массово перетекающая из зала в зал на Одесском кинофестивале, привлекала ярко выраженным стремлением понять, что же происходит в этом определенно «безбашенном» мире. А вдруг есть «простейший факт душевного смысла», благодаря которому раскрывается или устанавливается мое собственное «я»?

С интересом я прислушалась на лестнице к беседе юноши и девушки, не согласных с присуждением фильму «Географ глобус пропил» (Россия, режиссер Александр Велединский) первых наград.

Я согласна с молодыми зрителями. Согласно аннотации: «Он просто живет. И не смотря на одиночество и тоску, никогда не теряет способность чувствовать и любить». Может быть, создатели фильма оставили за кадром, то, чем «просто живет герой», оставили в оригинале, в первоисточнике, передав нам, зрителям, восхищение красотой реки, ее мощи и Хабенского, географа, навсегда чужого и не нужного? Жаль актера, какой он «молодой биолог»? Какая любовь школьницы? Истина не обязана всегда быть светлой. Фильм — отрицание нормальной жизни, но отрицать реальность, значит утратить ее.

Еще: «Параджанов». Хорошо, что вспомнили, напомнили, проявили из «негатива времени». Но, «советский тоталитарный режим» (в аннотации) и скромность авторов оставили за кадром гениальность, философичность, глубину героя, его видение мира, сведя тему к коллажности его фильмов.

А как Параджанов думал, о чем? Его слова, его размышления о Лермонтове, о Демоне, о «хандрящей России» – всего этого ощутимо недостает в фильме.

«Вечное возвращение» (Украина, режиссер Кира Муратова). Фильм не отделим от вещной среды, созданной художником-постановщиком Евгением Голубенко. Без насыщенности, разнообразия каждого экранного кадра при кажущемся однообразии действия фильм не мог состояться. Самый иронически оптимистический фильм среди виденных мною.

Но премьера «Вечного возвращения» Киры Муратовой обнажила для меня вопрос: Одесский кинофестиваль, а где Одесса?

В.К. – В конкурсе украинской программы участвовал фильм Алисы Павловской «Не хочу умирать», снятый в Одессе, на одесской почве. Но лучше бы его никто не снимал.

Г.Л. – После презентации фильма Муратовой в час ночи зал еще был полон. Никто не хотел уходить. «Пожалуйста, поговорите с нами. Мы не хотим вопросов. Мы хотим слушать вас» – тихий, убедительный голос из зала.

Режиссера никто не представил. Корзины цветов ни от кого не было. И это на первой премьерной демонстрации!

В.К. – То, что никто не представил, это очень плохо, и даже странно. Менее значительных режиссеров представляли. Но насчет корзины цветов – не знаю. Или уж всем режиссерам, представлявшим свою картину, корзины дарить, или никому. Иначе, не гостеприимно получится. Человек прилетел, скажем, из Чили, 17 часов в воздухе, и ему никаких цветов. А нашему украинскому режиссеру – целая корзина. А всем дарить, так никакого бюджета фестивального не хватит. Но я удивляюсь, что при такой популярности Киры Муратовой в зале не нашлось поклонников ее творчества, которые преподнесли бы ей цветы от себя.

Что касается «Пожалуйста, поговорите с нами. Мы не хотим вопросов. Мы хотим слушать вас – тихий, убедительный голос из зала», то меня эта ситуация совсем не умиляет. Кира Муратова как раз известна тем, что не любит ничего говорить, объяснять, предпочитая, чтобы зритель сам догадывался, что она хочет сказать тем или иным фильмом. Более того, на пресс-конференции по этому фильму молодая журналистка спросила, как сама режиссер решила бы проблему героя и получила резкий, невежливый ответ. Мол, сами думайте. А проблема заключается в том, как вы знаете, что к бывшей однокурснице приходит мужчина и пытается получить у нее совет, как ему действовать, у него тяжелая, патовая ситуация. Бывшие сокурсницы, их играют несколько актрис, как и мужчину, играет несколько актеров, пытаются отделаться от него, их тяготит и ситуация, и необходимость ее как-то разрешать. Так вот, сама режиссер на стороне однокурсниц. Они прямо в лицо называют гостя назойливым, пытаются отделаться от него, выставить, не проявляют никакого сочувствия. А вот у меня, например, его ситуация сочувствие вызывает. Он мягкий благородный человек, не может причинить зло ни одной из своих женщин. За что его осуждать? Но это я по-человечески. А Кира Муратова его осуждает. По-кинематографически. Так играют актрисы под ее руководством. Я даже так поняла, что Муратовой вообще все люди надоели. И вообще она жизнь видит, как заезженную пластинку.

Г.Л. – Я имела в виду, что она из Одессы, а у одесситов должна быть своя особенная гордость.

В.К. – Мы и гордимся. Одесса – родина кино, и фестиваль у нас хороший, и Муратова тоже наша. А каким Вы видите будущее фестиваля?

Г.Л. – Услышала диалог юноши и девушки: фестиваль кончился. Теперь что? Спать?

Почему же только спать? А клубы, а диспуты? А кафедры культурологии? А отдельная программа для одесситов — зрителей? Кто бы этим занялся?

В. К. – Опять же сомнения. Для того чтобы проводить такую работу, ее надо сопровождать показом фестивальных фильмов. А у нас нет прав на прокат. Фестивальный просмотр – это одно, а клубный другое. Надо договариваться, платить. Не знаю, я не юрист в этих вопросах. Это вопросы уже производственные. Но если это возможно, и, если б я не знала, насколько Вы заняты своей работой в должности директора «Централизованной городской библиотечной системы», то очень бы желала, чтобы таким человеком стали вы.

Г.Л. – Я имела в виду дополнительную программу для зрителей во время фестиваля: групповые просмотры, внесение программы заранее в учебные планы кафедр культурологии, общественного муниципального молодежного «правительства», дворца студентов и др. Один организатор и дополнительные просмотры. Фестиваль — как базовая модель для оценок и т. д.

Решение проблемы свободного времени, которое может быть как наказанием, так и благом.

В.К. – Это очень интересное предложение. Спасибо.

Беседа третья. Ольга Дудник и Виктория Колтунова.

Ольга Дудник – журналист-культуролог ТРК Академия, редактор информационной рубрики «Хроника культурных событий», автор аналитической программы «Бэкграунд», ведущая проекта «Точка зрения». Задает вопросы Виктории Колтуновой.

О.Д. – Виктория, вы 4 года подряд посещаете ОМКФ в качестве кинокритика. Вы считаете, что здесь есть предмет для критики, то есть Кино с большой буквы? Не заметили ли Вы, что местечковый гламур вытеснил искусство? И вообще, как вы думаете, искусство и гламур совместимы? .

 В. К. – Разве фестиваль является только гламуром? Это, по сути, пилотное действо, которое показывает, как развивается киноискусство, что в нем нового и что лучшего. На фильмы, занявшие первые места на крупных фестивалях, ориентируется остальной киномир. А то, что кинофестиваль состоит не только из фильмов, но и антуража, так это упаковка. Она тоже нужна. И пресловутая красная дорожка, вокруг которой ломается столько копий, тоже.

О.Д. – А не заметили ли вы у загородки красной дорожки проявлений пролетарской ненависти простых людей к идущим по ней гламурным ВИПам?

 В.К. – Было такое в прошлом году. Один из наших журналистов выложил на фэйсбуке коллаж – грязная рваная красная дорожка, а вдоль загородки стоят грязные коровы и тупо на нее смотрят. Но не встретил поддержки и быстро его убрал. Вообще на пролетарскую ненависть внимание обращать не надо, это низменная штука. В Каннах тоже красная дорожка, и в Венеции. Это незаменимый атрибут фестиваля, так принято, и уже давно. Фестиваль должен проходить в центре города, все должно быть красиво, это праздник. Особое событие требует особого кода. И «Красная дорожка» является элементом такого кода. Без нее фестиваль не будет уважен зарубежными гостями. Куда прикажете Йоса Стеллинга привозить, к служебному входу? Он не поймет. В прошлом году на фестиваль приезжала легенда итальянского кино – Клаудиа Кардинале. Знаете, когда я была еще девочкой, я смотрела фильм с ней, и она так сыграла одну сцену, что я кое-что поняла в социальном устройстве мира. Это высший пилотаж актерского мастерства – дать зрителю что-то понять в реальной жизни. Почему Клаудиа не должна пройти по этой дорожке? И пусть на нее все смотрят! Она это заслужила. Многие деятели кино, что приезжали к нам и там проходили, это заслужили. Другое дело, что по этой дорожке ходят часто люди, которые действительно не очень-то вписываются в систему большого кино, мелкие чиновники, их жены, над которыми смеются. Ну и что? Пусть, они тоже люди, и если смогли ухватить какой-то кусочек счастья, пусть! От того, что кто-то прошел по красной дорожке в длинном платье, ни у кого кусок хлеба не отнимется.

О.Д. – Кусок хлеба как раз отнимается, если уж вы заговорили о чиновниках. Это сословие иждивенцев всегда существовало именно на народные деньги. И, если уж вы утверждаете, что красные дорожки устраивают для иноземных кинознаменитостей, то при чем здесь далёкие от киноискусства чиновники?

В.К. – Чиновники второстепенный элемент, не определяющий. Я на просмотрах иногда прислушиваюсь к тому, что говорят простые зрители, бывает интересно. Иногда сама спрашиваю о чем-то. В этом году разговорилась с простым парнем, охранником, работавшим на фестивале. Ему 21 год. И он мне сказал следующее: «До сих пор я вообще не задумывался, как я живу, и что со мной будет дальше. А во время фестиваля я увидел такую жизнь, о которой раньше и не подозревал. Я понял, что буду все делать, чтобы вырваться из низов. Учиться пойду, все буду делать, лишь бы достичь чего-то в жизни». Значит, уже фестиваль принес пользу одному молодому человеку. А сколько молодых задумалось о жизни, глядя хорошие фильмы? А сколько определило для себя более высокую планку, посещая мастер-классы и школу кинокритиков?

О.Д. – Я понимаю ваше желание быть толерантной и не обидеть организаторов и гостей одесского кинофестиваля, и всё же, это проблема не только данного конкретного гламурно-пафосного действа, а всего так называемого современного искусства и даже всего современного человечества. За красивой упаковкой больше ничего не кроется, там пустота. Иными словами, гламур, форма, внешний лоск и блеск полностью вытеснили содержание, всё настоящее, истинно ценное. Постмодернизм – время поделок, суррогатов, плагиата, китча и надуманного эпатажа.

В.К. – Согласна. Наше время – это время поделок и китча. Суррогата и надуманного эпатажа. И в искусстве и в человеческой душе. И некоторые фильмы фестиваля это очень ярко демонстрируют. Потому что кино не может не отражать действительность. Но были же показаны и хорошие, да, их меньше, чем плохих. Но есть же! Все равно, нельзя прерывать историю и чего-то не делать, если оно на данный момент не получается. Во-первых, оно дальше может все-таки получиться. Как лягушка масло взбила. Во-вторых, может дальше еще хуже будет? Так давайте хоть этот момент оценим и в нем нормально проживем. Что касается моей толерантности, то ее напрочь у меня нет. Я человек абсолютно недипломатичный, за что часто набиваю себе синяки и шишки. Но, если я считаю, что фестиваль в Одессе нужен, то так и говорю, хоть у меня есть на него мои собственные, личные обиды. Любое мероприятие, направленное на развитие искусства, пусть будет. Хуже только его отсутствие.

О.Д. – Пока что, согласитесь, современному киноширпотребу невозможно тягаться, например, с советским кинематографом. Всем известная, а иным даже набившая оскомину, кинолента «Летят журавли», получившая Каннскую пальмовую ветвь, это шедевр такого уровня, к которому современные слесари от кино никогда не дотянутся. Вот оболгать и растоптать «совков» – это в моде, а создать что-то стоящее, настоящее, это, увы... Одна фестивальная дама «уколола» меня обвинением в несовременности, когда узнала, что я очень люблю советское кино. Да, я привыкла к высоким стандартам искусства, и не приемлю то, что «хавает пипл».

В.К. – Эта дама – дура. Вроде того жлоба-фотографа, который в прошлом году вырвал у меня микрофон, когда я сказала, что кино не имеет права пропагандировать гомосексуализм, потому что слово экрана слишком сильное. Но, к сожалению, советское кино ушло и более не вернется. Я лично не рассматриваю советское кино как временную категорию. Я его рассматриваю как отдельное течение. Для меня лучшими образцами киноискусства остаются французская «новая волна», итальянский неореализм, некоторые американские фильмы (они не только боевики снимают, это ошибка так думать) и советское кино как отдельное течение. Оно было, но больше его не будет. Другое время, другие ценности и критерии. Нельзя сейчас снять «Летят журавли» потому, что сейчас девушки парней ниоткуда не ждут, а если ждут и при этом изменяют, то это уже не трагедия. Это обыденность. Норма. И моральные терзания героев «Сорок первого» никому не понятны. Ну, из разных они социальных слоев, и вообще политические враги, ну и что? Если надо, у нас самые непримиримые враги побратаются, а потом, если надо, разбегутся. Я одно время думала заняться политикой, вступила в партию «Батькивщина». И меня поразило, как на одной телепрограмме, наш стол с батькивщинцами жутко воевал с другим столом – регионалов. Чуть не поубивали друг друга. А кончилась передача, все пошли за один стол коньяк пить. Политика!

Советское кино – это отдельное искусство. Оно стоит особняком в мировой кинематографии. Его породило особое общество – советских людей, которое, в свою очередь было взращено тем же кино. Такой обоюдный процесс. Советские люди, за исключением партократии, искренне верили в свои идеалы. Это было общество чистых искренних людей. И кино у них было такое. Сейчас этого общества нет, потому и советское кино, если кто-то попытается его возродить, не сможет жить, будет ощущаться фальшивым. Искусство отражает жизнь, даже если это фэнтази. Все равно отражает, потому что и в фэнтази проявляются человеческие черты, мечты, например. Поэтому, какое общество, такое и кино. Вспомните культовый фильм «Чрезвычайное происшествие». Лидер кинопроката 1959 года – более 47 миллионов зрителей. Основа фильма — реальные события, связанные с захватом советского танкера «Туапсе» в 1954 году. Интрига основывается на том, что замполит прячет на груди протокол партийного собрания, где расписаны личные недостатки членов экипажа, а враги этот протокол ищут. Сейчас бы все посмеялись, подумаешь протокол партийного собрания. Отдал бы, если не дурак и жить хочет. А тогда люди смотрели, затаив дыхание. Верили в то, что происходит. Но в кино смотрели насчет протокола партийного собрания, а дома смело прятали у себя под полом списки Самиздата. Потому что главное в этом фильме было – не предай. Не выдай, не сдавайся. Такой фильм был возможен только в том обществе.

О.Д. – Да, поэтому нельзя искусство рассматривать отдельно от социального, государственного уклада общества. Сначала надо систему общественно-политическую изменить, а потом и искусство новыми прогрессивными высокоморальными стандартами обуздать. Вы ведь согласны с тем, что искусство в современном обществе потребления измельчало, замкнулось само на себя. Нынешние «творцы» ретиво отбросили известную формулу о том, что истинное искусство должно принадлежать народу, то есть поднимать такие проблемы и темы, которые близки большинству людей, а не узкому кругу самозваной элиты. Были ли на кинофестивале такие фильмы, затрагивающие, как говорится, судьбы народа, то есть и общечеловеческие проблемы, и проблемы конкретного маленького человека? Наверняка, вам хватит пальцев одной руки, чтобы их перечислить... Как бороться с этим псевдовеличием самопровозглашенных мэтров современного «кино»?

В.К. – Не награждать на фестивалях плохие фильмы! Не поощрять кинографоманов! Жюри надо быть честнее и принципиальнее. А организаторам фестиваля строже подходить к отбору членов жюри.

О.Д. – Грандиозный размах кинофестиваля, 3 миллиона евро, потраченных на него, на одной чаше весов и несколько более или менее приличных кинолент, показанных здесь, – на другой чаше. Я понимаю, что вопрос риторический, и всё же. Вы считаете, что равновесие возможно? Я не зря в своем телевизионном материале о кинофестивале сравнила его с пиром во время чумы. Я уверена в том, что пировать напоказ, демонстрировать шик и блеск, бравировать роскошью и выпячивать напудренный фас, в то время как задворки полнятся проблемами, искалеченными судьбами, умирающими от рака детьми, униженными стариками, безработной молодёжью и элементарным мусором, просто безнравственно и бесчеловечно. Тем более что делается это отнюдь не ради высокого искусства, потому что на таковое сыны нынешней эпохи тотального китча и стёба просто физически не способны.

В.К. – Да, согласна с вами в том, что нынче разница между условиями жизни випов и жизнью простого народа просто преступна. Это бездарность и хамство нашего правительства привели к тому, что простые украинцы так живут. Но, Ольга, неужели вы думаете, что кто-нибудь именно в нашей стране станет сейчас тратить три миллиона евро на благотворительность? Будем реалистами. Это возможно только в странах «старого капитала». А украинские «новые» только-только разбогатели и не готовы делиться с бедными. Надеяться на это наивно. Поэтому будем довольны, что деньги пошли на фестиваль, а не что-нибудь другое, не на яхты и чей-то золотой унитаз. Потому что фестиваль – это и событие культуры, и престиж Украины. Престиж тоже нужная вещь. Так что деньги все-таки не на ветер пошли. На культуру, на имидж. И давайте вспомним, что на фестивале была проведена программа – питчинг. То есть режиссеры представили свои проекты, и что-то было отобрано для дальнейшей постановки. А это уже не просто праздник, это уже ощутимая польза для кино. Почему в России, которая также подверглась развалу и разрухе, очень быстро кинематографисты опомнились и начали снимать? Сначала что-то плохонькое, а потом и очень хорошее кино. Фестиваль привлечет внимание к Украине, он же событие не местного масштаба. Фестивали тоже движут кинопроцесс. Глядишь, и у нас что-то сдвинется с мертвой точки.

О.Д. – А что вы думаете о современном украинском кино?

В.К. – Вы мне его покажите сначала. Где оно? У украинского кино очень славное прошлое. Киевская студия и шедевры снимала. Одесская – снимала массовое кино, которое было очень популярно в народе. Таким образом, украинская кинематография покрывала все поле востребованности зрителя. Да еще учтем, что тогда все фильмы показывались всюду, то есть снимались в Украине, но прокатывались вплоть до Чукотки. Вот это охват населения двумя национальными киностудиями! Притом, что наше и российское кино стояли тогда на одной ступеньке качества. А сейчас! Что мы имеем?

О.Д. – Мы имеем Киру Муратову.

В.К. – Мы ее не имеем. Потому что она, хоть и снимает в Украине на Одесской студии, но ее кино не украинское. Оно европейское, да, но не украинское. Что касается того, что в последние два года показывают наши молодые кинематографисты – это ужас. Правда, в прошлом году на фестивале появился Валентин Васянович со слабенькой, но не ужасной картиной «Обычное дело», а в этом году показал очень хорошую – «Креденс». Ее уже не стыдно и за рубежом предъявить. Но пока о возрождении замечательного украинского кино говорить рано.

О.Д. – Мне часто говорят о мейнстриме и арт-хаусе. Мол, сочетать, не получится... А каким интересно считать, например, советский фильм «Гараж», где от проблем конкретного человека и человеческих взаимоотношений до темы государственного устройства и перезревших недочётов в самых верхах, режиссер вскрывает сразу несколько пластов жизни, близких и до боли знакомых каждому зрителю, даже сегодня, когда той страны уже нет? Почему Рязанов мог талантливо, даже гениально сочетать арт-хаус и мейнстрим? И почему нынешние кинолудильщики смеют сбрасывать с «парохода современности» советских мэтров, провозглашая свои унылые поделки шедеврами? Как же приучить зрителя к хорошему кино, воспитать вкус и высокую планку требовательности, если все пророки в нашем отечестве оболганы и растоптаны?

В.К. – Сочетать в одном фильме арт-хаус и мейнстрим получится. Если такую задачу поставит перед собой режиссер, имеющий талант, художественный вкус и воображение. Но «Гараж» не сочетает в себе эти направления. Он – дитя советского кино, а как я уже сказала, я считаю советское кино отдельным течением в искусстве. Что касается высоких художественных достоинств «Гаража», то они обусловлены не жанром, а талантом Эльдара Рязанова. Это раз. Бездари всегда ополчаются на талант, это два. Хула таланту – дежурный способ оправдать свою бездарность. Что меня удивляет куда больше, так это то, что СССР сумел на коротком периоде своего существования сосредоточить такое количество киногениев, а свобода и независимость пока не дали ни одного.

О.Д. – «Времена не выбирают, в них живут и умирают» – пел незабвенный Окуджава, и мне искренне хочется верить, что, несмотря на такие серые времена, молодые талантливые режиссеры всё же найдут путь истины в настоящем искусстве, а пена дней рано или поздно сойдет, выявляя настоящих, а не надутых и распиаренных гениев.

В.К. – Аминь! И знаете, Ольга, что я думаю? Что в этом деле помогут такие журналисты, как Вы, имеющие свою твердую позицию. Я могу не соглашаться с ней в деталях, но я Вашу позицию уважаю. Значит, не все у нас потеряно.