Украинские Силы спецопераций в деталях

Интервью одного из заместителей начальника УСО, человека, непосредственно занимающегося процессом формирования ССО.

– Добрый день! В настоящее время появился ряд материалов о формировании Сил спецопераций. В том числе это были и статьи на нашем ресурсе. Но хотелось бы услышать об этой ситуации мнение того, кто непосредственно занимается этим процессом в ССО. Ну а также о процессе обучения сотрудников ССО на полигоне 140-го центра спецназа в Хмельницком.

– Ну, для начала, 140-й центр не имеет отношения к подготовке. Он всего лишь использует полигон 8-го полка спецназа, но к подготовке самих «ССОшников» отношения не имеет.

– Скажите, что это была за информация, что на полигон было не допущено оборудование от американцев, по причине чего своевременно не были начаты учения?

– Была не допущена колонна с американским оборудованием, которое в основном предназначалось для столовой, чтобы она соответствовала тем стандартам питания военнослужащих, что есть в войсках НАТО. Но на эту тему лучше пообщаться с офицерами, которые там на месте это видели своими глазами. Они более подробно расскажут.

– В чём состоит недопонимание между руководством УСО и ГШ относительно создания Сил специальных операций?

– Идея формирования Сил спецопераций была отработана ещё в 2007 году. И один из крайних приказов тогда ещё министра обороны Гриценко был связан с созданием ССО. Но уже в то время вовсю шло затягивание процессов по ряду причин. Основное — это недофинансирование, так как, если вы вспомните 2008–2010 годы, мы практически сидели без денег. В 2009-м и мы, и десантники прыжки осуществляли за собственные деньги, сами нанимали вертолёты и за свои деньги топливо для них покупали. Какие ССО, о чём вы? Нам государство подготовку обеспечить не могло. Это было славное правление Юлии Владимировны Тимошенко, когда было заявлено, что армия вообще нам не нужна. Она сейчас контрактную армию обещает, а сама в своё время создала такой прецедент, что армия не то, что стала контрактной, а вообще не знала, как ей в поставленных рамках развиваться. Потому эта идея до 2010-го была искусственно заморожена. Но всё равно под руководством полковника Серветника были отработаны все основные законопроекты.

Но ещё одна проблема — это то, что до сих пор есть недопонимание нашего предназначения.

– В чём это выражается?

– Если взять опыт первого года нашей войны, особенно первого полугодия, то становится понятно, что на тот момент не было подготовленных частей, всё было «кастрировано», «задавлено». И первые, кто пошли в бой, — это были ВДВ и спецназ. Ну и определённые механизированные батальоны, вступившие в дело чуть позже. Также добровольческие батальоны, присоединившиеся ещё позже к вооружённому противостоянию, но в разрезе этого интервью я не буду комментировать их успехи. Если честно, тогда было не до них, так как хватало своей головной боли. Поэтому на спецназ и ВДВ весной-летом 2014-го легла львиная доля всех нагрузок.

Что же касается войсковой разведки, то разведбаты в основном были укомплектованы на 30–50% и не имели должного уровня подготовки. Любого солдата надо учить. А разведчика не просто надо учить, на него нужно потратить много времени. И ещё больше времени надо потратить, чтобы подготовить спецназовца.

Анализируя те боевые действия, становилось понятно, что наибольший эффект давали люди, прослужившие в спецназе 3–7 лет. Но нас использовали не по доброй воле, а как скорую помощь, так как даже летом 2014 года командиры механизированных бригад, уже после того, как разведроты были сформированы, говорили командованию: «Если вы нам найдёте группу спецназа для ведения разведки, тогда мы пойдём, а иначе отказываемся выдвигаться».

И это бригада! Свыше 3000 человек! Хотя они уже тогда имели в каждой бригаде разведроту, а в каждом батальоне — разведвзвод. Это их прямая функция.

В итоге, вместо того, чтобы заниматься своей работой, наносить точечные удары по стратегически важным точкам, складам ГСМ, складам боеприпасов, командным пунктам, организовывать засады на колонны, заходящие из России, всё это ушло на задний план. Нами затыкали дыры. И в принципе, если говорить про результативность, то неплохо всё у них получалось. Успех был за счёт того, что мыслили они нетрадиционно. Пока в донецком аэропорту поначалу был Пикулин, потом — «Буран», а потом уже Герой Украины, товарищ «Редут», всё было хорошо. Когда 24 мая на краматорском аэродроме высадили Сергея Кривоноса с задачей не допустить захвата этого объекта, тоже было всё эффективно.

Мы не ждали, пока начнутся нападения, а организовывали разведку, работали с агентурой, готовили засады и секреты. И потому, как правило, об атаках боевиков мы знали и реагировали на них ещё до того, как к нам подступались.

И такая работа давала результат! У спецназа на краматорском аэродроме и в донецком аэропорту потери тогда были минимальные.

Спецназ также использовался для охраны артиллерии крупного калибра, «реактивщиков». Он выходил на позицию, зачищал её, а потом туда выезжала наша артиллерия, отрабатывала и уходила, после чего, соответственно, уходил спецназ.

В общем, нами затыкали дыры, и довольно плотно. Причём достаточно безграмотно. Если бы в начале июля спецназ начал работать по тылам сепаратистов, железным дорогам, магистралям (а тогда ситуация позволяла, тогда ещё не было такого сплошного фронта), то мы могли бы подрубить их систему снабжения, и им бы стало очень грустно. Все эти действия наложили определённый отпечаток на спецназ.

В октябре начальником УСО был назначен Сергей Григорьевич Кривонос. Он был назначен Гелетеем, в обход Муженко. Муженко, узнав об этом, был категорически против. Сергей Григорьевич начал работать над проектом, и уже к концу года дали штатную структуру, что принесло неплохой результат. Ну и вдобавок к этому изменения количественного состава, что тоже дало свой плюс. Но насколько я знаю, те рапорта, что подавались Сергеем Григорьевичем касательно подчинения частей, не подписывались, а иногда даже не регистрировались.

– А зачем это было нужно?

– А я объясню. В данной ситуации командир части подчиняется нескольким вышестоящим командирам. И все от него что-то требуют и командуют. Он подчиняется командующему оперативного командования. Там уже разбиваем ещё на три персоны: начальник разведки, начальник штаба, ну и сам командующий. Уже три хозяина.

Далее. Командование сухопутных войск. И ещё далее — Генеральный штаб, в котором есть наше управление. Но Кривонос частями спецназа не управляет, так как они ему не подчинены. Он может лишь попросить, если ему что-то надо. И просит.

Теперь посмотрим, кто командует частями в АТО. Это начальник разведки сектора, начальник штаба сектора, командующий сектором, командующий АТО.

Итого, сколько мы насчитали над нами командиров? Вот именно.

И каждый из них пытается поставить задачи в своих интересах. Всё это приводит к бардаку. Хозяин должен быть один, который ставит задачи, отвечает перед бойцами за постановку задач, кормит их, поит и отвечает за них.

Но в итоге всё это было зарублено, хотя юридически никакой проблемы не было подчинить эти части Сергею Григорьевичу Кривоносу.

В общем, в нашем управлении были отработаны законопроекты, нормативные документы, концепция развития. Плюс мы очень хорошо сотрудничали с нашими коллегами по НАТО.

Вы же сами понимаете, что их (натовцев) интересует не столько подготовка наших людей, сколько изучение нашего опыта. Потому что когда мы рассказываем, как выполнялись некоторые операции, американцы не могут понять, как это, не имея ни РЭБ, ни толковой связи, ни поддержки авиации, люди идут в тыл и воюют. Про личную экипировку я вообще молчу.

Для всех натовцев это очень интересно. Мы сейчас единственная страна, которая воюет с РФ, а в НАТО с Россией ещё никто не воевал. И мы с американцами разработали программу, которую они готовы финансировать для создания ССО.

У нас ведь за полтора года войны не создан ни учебный центр спецназа, ни учебный центр разведки, даже учебный разведывательный батальон не развёрнут.

– А прописана ли концепция от и до, как это должно происходить пошагово?

– Конечно. Эта концепция уже давно подготовлена и не раз подавалась на рассмотрение. Но её не подписывали, возвращали на различные доработки. Когда коллегия Министерства обороны в очередной раз сказала подать её, она была представлена вовремя, но опять не была подписана. И после этого её начала отфутболивать: тут слова переставьте, тут то сделайте. Да ну, это цирк. Там документ на 4–5 листов. Концепция — это довольно-таки элементарный документ: там указана проблема, пути её решения и что в результате мы должны иметь, и какое силы и средства для этого нужны.

Относительно Кривоноса начали очередное расследование, «почему же это она не подписана»! Так Кривонос подавал её вовремя. В общем, ничего не подписывается, всё переносится на неопределённый срок.

Трудностей там никаких нет. Главное, чтобы нам не мешали. Не надо нам помощи, мы сами всё сделаем. Но пока всё, что мы имеем, — это подчинение всем, кому угодно. А подчинение спецназа одному «хозяину» и организация тех действий, что прописаны в концепции, даст Украине мощный и универсальный инструмент. Кроме того, мы прекрасно понимаем, что не только силовыми методами достигается успех в войне. Один из компонентов ССО — это ИПСО.

ИПСО требует не просто печатания листовок, а вложения определённых средств – в массмедиа, ресурсы, интернет. Специальное оборудование, создание телестудий, программ вещания.

И это проблема в том числе государства. Мы не раз подавали расчёты, сколько нужно ФМ-станций, чтобы покрыть весь Донбасс. И всё это заглохло. Подавали расчёты, сколько нам надо денег, чтобы покрыть телевидением. Тем более, в масштабах государства несколько миллионов гривен — это не деньги! Это при том, что противник это всё делает. А у нас же всё стоит, хотя есть аж целое Министерство информполитики.

Люди не понимают, что даже если нынешняя политика даст плоды и мы сможем вернуть себе земли Донбасса, пока что население с той стороны не готово нас принять. Должна идти война за умы и сердца, а у нас ничего в этом направлении не делается.

– Скажите, насколько правдива информация, что американцы, которые работают в связке по созданию ССО, возмущены нынешним положением дел?

– Это официальные лица, к сожалению, я не могу назвать их чины. Американцы чётко нацелены на то, чтобы помочь нам, и не понимают, почему это затягивается.

– Что вы можете сказать о существующем процессе обучения?

– Люди подобраны, учебные места и столовая развёрнуты, начат полный цикл подготовки. Это пилотный проект. Через 2–3 месяца недостатки будут выявлены и ко второй группе обучения учтены. И было бы очень неплохо, если бы наше руководство, наконец-то, определилось с выделением постоянного учебного центра под ССО.

– Определён ли общий концепт, по которому должно пройти обучение пилотной группы?

– Конечно.

– А что за ситуация со столовой и с невозможностью кормить личный состав?

– Не знаю, в чём там проблема. Если бы я был командиром полка и мне давали такой карт-бланш по модернизации твоего полигона и столовой, то как-то решил бы вопрос, где мне людей кормить эти полгода. А так проблема из ничего получилась. Хотя со стороны американцев претензий нет. Они довольны и полигоном, и тем, как наши солдаты ответственно относятся к подготовке. Обвинения в неготовности полигона просто смешны, потому что пехота подходит со своими критериями красоты и параллельности на полигоне.

Им не известен первый принцип спецназа: чем больше пота солдат прольёт на полигоне, тем меньше крови прольёт на поле брани. Чем тяжелее при подготовке, тем лучше. Что-то я не замечал в АТО, чтобы наши генералы вникали в быт наших солдат. Спасибо волонтёрам, которые нам помогают. Сколько сделано их усилиями — просто невозможно оценить. Сколько тепловизоров нам дало Министерство обороны? НИ ОДНОГО. А сколько волонтёры? Десятки. Стоимость каждого тепловизора не одна тысяча гривен.

– Нам в ГШ сказали, что одна из причин, по которым процесс затягивается, это выделение сил и средств, и органов управления над ними. Что брать у спецназа, что у 73-го МЦ, кто это всё будет за вожжи держать. Насколько это верно?

– Для начала, вопрос состоит не в органах управления. Если мы хотим создать ССО, то орган управления над ними будет один — УСО. Пока будет война, будут воевать все. Но когда будет проводиться отбор в учебном центре, неважно, откуда пришёл боец. Будут формироваться роты Сил спецопераций, подготовленные по новым стандартам, и со временем мы заполним тот компонент, что нам нужен, в полном объёме. Есть много одарённых ребят, в том числе среди мобилизованных. Но спецназовец — это доброволец. Человек, который добровольно и осознанно пошёл в спецназ, зная, что ему предстоит делать. Вот эти люди могут выполнять необходимые нам задачи.

Если рассматривать проблему подготовки, то у спецназа был учебный центр, но усилиями генералов-псевдопатриотов он был сокращён в 2012 году. Мы потеряли инструкторский состав и школу подготовки. Кто за это ответил? Никто. А ведь инициаторы этого продолжают служить в армии, но на более высоких должностях. Сейчас основная задача — создать новую школу, опираясь на наш колоссальнейший опыт, полученный в АТО, и стандарты подготовки ССО НАТО. Тем более, что есть желание и возможность помощи со стороны Альянса. Я уверен, что мы сможем в короткие сроки создать центр, в который будут ездить многие военные из разных стран, чтобы перенять наш опыт.

В своё время Сергей Кривонос в 8-м полку СпП проводил подготовку, которая в корне отличалась от той, что была распространена в украинской армии в те годы. Он чётко понимал, что самый необученный в армии — это командир группы. Кривонос разделил подготовку по специальностям, и занятия проводили офицеры с более высокими знаниями и умениями. В течении 2–3 месяцев отдельно обучались по специальностям солдаты и сержанты. По окончании подготовки командир получал группу, в которой каждый был обучен по своей специальности.

А после этого он приступал к слаживанию отделений и группы. Постоянно менялись условия проведения учёбы, людей постоянно ставили в невыгодные и тяжёлые условия, постоянно менялись районы проведения учений. И это дало результат во время войны, когда спецназ стал «скорой помощью» для решения всех проблем. Пехота, взращённая на строевых смотрах, оказалась не готова вести войну в полях, её не учили этому наши генералы. Можно ссылаться на отсутствие топлива на подготовку, но было бы желание.

Оборону можно было бы выстраивать при минимальных затратах. Особенно это касается инженерного оборудования позиций. Если бы хотя одна рота в пехотной бригаде вырыла опорный пункт своими руками, то лейтенант, дослужившись со временем до больших погон, на всю жизнь запомнил бы, как это нужно делать. Но этого не было. Пехоту боялись выводить в поля, всё обозначалось условно: не дай Бог, что-то произойдёт. Вот и имеем результат.

 Отдельно стоит рассмотреть вопрос о самостоятельности командиров. В спецназе командир группы сам принимает решение, он ни на кого не надеется, кроме своих людей. В пехоте самостоятельность была напрочь убита контролем и проверками, мало кто из офицеров был способен на неё. Их просто гнобили и уничтожали. Над каждым ротным была куча контролёров и проверяющих, которые просто давили на него и при этом не давали сделать шаг в сторону.

Целые группы проверяющих просто разрывали пехотные части своими проверками. Но проверялась не практическая работа в поле, а показушные элементы чистоты и порядка. Так было выращено поколение офицеров, у которых напрочь убиты способности к действию и решительности. Отдельный вопрос — это сержанты. В конце 2000-х в частях СпП все должности в группах были сержантские, как и в натовских ССО. Потом это было сокращено. Надо к этому возвращаться. Это хоть на немного поднимет жалованье в наших частях по сравнению с другими.

Не нужно изобретать велосипед, необходимо использовать опыт других стран — благо, они уже прошли этапы становления. И даже если что-то не подойдёт, это можно устранять. Даже страны постваршавского блока это прошли. Страшны не ошибки, а их незамечание. И если Муженко хочет иметь послушных командиров во главе ССО, которые и дня не служили в спецназе, то и будет иметь организацию с яркой вывеской «ССО» и нулевым результатом на выходе.