Командир морпехов Феодосии Делятицкий: Украина приказала нам сдать оружие

Полковник 36-й отдельной бригады морской пехоты ВМС Украины Дмитрий Делятицкий рассказал о штурме российским спецназом его части в Феодосии.

Его семья пережила страшные дни оккупации Крыма. Пока Дмитрий был заблокирован в военной части, к нему домой приходили сотрудники ФСБ и шантажировали жену. Дети были настолько напуганы, что до сих пор с ужасом вспоминают те дни. Их жизнь превратилась в кошмар.

Но Дмитрий держался до конца, не предав присягу на верность украинскому народу, несмотря на все старания российского военного руководства подкупить и переманить его на свою сторону, — честь для него превыше всего. Его батальон оккупанты до сих пор называют натовским.

Он должен был выйти из своей части с оружием и на своей технике. Но ночью русские начали штурмовать безоружных морпехов в нарушение предыдущих договоренностей. Свидетель и участник этих событий – комбриг элитного подразделения черных беретов Дмитрий Делятицкий.

– Дмитрий, расскажите, пожалуйста, о блокировании 1-го батальона морской пехоты в Феодосии. Как это все происходило, была ли там так называемая самооборона?

– Наверное, надо рассказать предысторию событий. За день до того, как заблокировали военную часть, меня вызвал на связь замкомандующего военно-морскими силами генерал Воронченко. Он поставил задачу отправить подразделение для прикрытия аэродрома Кировского, куда была отправлена десантно-штурмовая рота, еще одна рота была отправлена на полигон Старокрымский в качестве резерва. Это было 26 или 25 февраля, точно не помню.

После этого меня опять вызвал генерал Воронченко и сообщил, что были осуществлены попытки захвата аэродрома Бельбек, где командовал полковник Мамчур. После этого я запросил добро у командующего вывезти свои подразделения, чтобы не допустить блокирования части.

А уже через несколько часов возле части начали появляться подразделения так называемой местной самообороны и представители казачества. Естественно, в часть мы их не пускали. Они хотели проводить какие-то переговоры, но на тот момент ушли ни с чем.

Еще через два-три часа появились первые подразделения 810-й бригады Черноморского флота России. Именно они и заблокировали нашу часть.

– Они вели с вами переговоры, предлагали перейти на их сторону?

– Да конечно, предъявлялись требования сдать оружие на склады под охрану россиян. Поступали предложения перейти на сторону Российской Федерации и продолжить службу на вышестоящих должностях, обучаться в Московской Академии, даже предлагали деньги. Не только мне, но и другим офицерам части. А через полторы-две недели после того, как мы отказались сдаться, нашу часть попытались заминировать.

– Были ли попытки со стороны самообороны до штурма проникнуть на территорию вашей части?

– На вторые сутки блокирования нашей части российскими военными мы взяли в плен одного россиянина и одного представителя самообороны, которые пытались проникнуть на территорию боевой части с оружием и боекомплектами. Россиянин был офицером, занимал должность замкомандира десантно-штурмовой роты 810-й бригады отдельной морской пехоты, которая на тот момент дислоцировалась в Севастополе. Я сразу доложил об этом командованию, мы их допросили.

Я доложил по команде, даже общался с первым заместителем прокурора, это был Голомша, по-моему. Доложил министру обороны. И получил команду передать их представителям российской стороны.

– А что тогда говорило высшее руководство Украины относительно блокирования вашей части, вам отдавали какие-то приказы или молчали? Была ли постоянная связь между вами и Министерством обороны Украины?

– Так получилось, что руководству Министерства обороны удалось прислать вертолет на нашу территорию. Это была, в общем, непростая операция. Благодаря закрытым средствам связи я мог общаться с Министром обороны и начальником Генерального штаба. Какие команды были? «Держитесь, держитесь, другого пути нет».

– Был приказ обороняться или взять оружие и пойти в бой?

– У нас было оружие, и если бы в тот момент российские военные попытались проникнуть на территорию нашей части, мы бы его применили. Но надо учитывать то обстоятельство, что наша часть находилась практически в центре города и вокруг нее было много гражданского населения.

– Вы когда-то в интервью говорили, что у Вас бы хватило боекомплекта на два часа боя, это правда?

– Нет, как минимум на два дня.

– А у вас был доступ к складам с оружием, когда вас блокировали? В прессе писали, что вы его потеряли, когда начался штурм?

– Вы что-то путаете. Российский спецназ захватил нашу часть уже после того, как я получил команду сдать оружие, когда прошло часов двенадцать. До этого у нас было оружие.

– Какое оружие у вас было — легкое стрелковое или тяжелое?

– У нас были БТР, минометы и все штатное оружие. Но еще до штурма я получил команду сдать оружие.

– У вас был договор с российскими военными?

– Нет, я с русскими не договаривался, я получил команду от своего руководства.

– То есть руководство Министерства обороны Украины приказало сдать оружие?

– Да. Были переговоры на уровне вышестоящего командования о выводе подразделения на материк. Я общался с заместителем министра обороны Российской Федерации, по-моему, генералом армии, Поповым, насколько я помню, который курировал все эти вопросы на тот момент в Крыму. Еще я общался с командующим Южного округа генерал-лейтенантом Галкиным о том, что если будет принято решение о нашем выводе, то мы будем выходить с оружием и на своей технике. Поэтому до последнего момента я оружие не сдавал.

– Как долго вы готовы были держаться, если бы не было штурма и приказа о выходе на материковую территорию Украины?

– Стояли бы столько, сколько было надо.

– Но штаб не поддержал вас?

– Нет, здесь надо учитывать тот момент, что определенный процент людей в части отсеивался. Молодые местные контрактники, служившие три месяца или полгода, не захотели нас поддержать. Мы их уволили на тот момент, потому что они не хотели дальше находиться на территории части и оказывать какое-либо сопротивление.

– Сколько у вас осталось людей, когда их уволили?

– 153 человека.

– Насколько ваш личный состав был укомплектован призывниками или контрактниками, проживающими на территории Крыма?

– На 70%.

– А все остальные были из разных регионов Украины?

– Да.

– То есть в части остались люди из разных регионов Украины, а местные покинули ее?

– В большинстве своем да.

– Почему они остались, как Вы думаете? Им же тоже делали предложения?

– Тут есть несколько факторов. Среди оставшихся были люди, у которых родители жили в Крыму или были маленькие дети, некоторые из-за состояния здоровья родителей не могли их оставить. Ну а были те, которые согласились на предложения сопредельной стороны.

– Вы их считаете предателями?

– Тех, кто согласился, — да.

– То есть они изменили присяге?

– Так точно.

– А Вы с кем-то из них общаетесь или связь прервалась?

– Нет, лично я не общаюсь.

– Возможно, у Вас есть сведения о вашей части в Феодосии: в каком она теперь состоянии, кто там сейчас расквартирован?

– Кто расквартирован? Та же часть там и находится. В том же месте. Ну, по-видимому, те же люди, которые там были, там и остаются. Я знаю, что командует той частью командир Керченского батальона.

– Расскажите, пожалуйста, как проходил штурм части. Ходили разговоры, что там применяли шумовые гаранты, стреляли.

– Около трех часов ночи начался штурм. Россияне первыми начали стрелять, причем боевыми боеприпасами, начали вести огонь с БТР. Потом на БТР проломили забор, заехали на территорию части и начали обстреливать помещение штаба, где мы находились. Потом обстреляли казарму, задействовали светошумовые гранаты.

– Вы говорите, что была некая договоренность между Министерством обороны Украины и Министерством обороны России, согласно которой, если бы вы сдали оружие, то штурма не было бы. Но штурм, тем не менее, произошел. Я правильно понимаю?

– Штурм произошел. Я не знаю, какой была договоренность между нашим Министерством обороны и Министерством обороны России. Еще раз говорю: я получил команду сдать оружие. Получил ее от своего руководства. Может, там договоренность и была. В то время шел разговор о выводе нашего подразделения на материк.

– А когда вы должны были выйти?

– Это должно было произойти на протяжении недели.

– Из разных источников поступали сведения, что во время штурма вашей части был рукопашный бой. Это правда?

– Единственное, что у нас оставалось, – дубинки, которыми мы дрались с казачеством, с местной самообороной, когда они пытались проникнуть в часть. Это единственное, что у нас было на тот момент. Только так мы оказывали сопротивление.

– Вы один из тех, кто пострадал во время стычек. Как получилось, что Вам сломали ребра?

– Они искали командира и замполита, начали опрашивать моих матросов, сержантов: где командир? Показывали мою фотографию. Я встал и сказал, что я командир. После этого…

– Вас начали бить?

– Да.

– Сколько на тот момент было людей в помещении?

– Мы были уже на плацу. Матросов, контрактников – всех поставили к стенке возле столовой, а перед этим всех положили на землю, связали руки, обыскали, выстроили вдоль стены. Нас к тому времени уже забрали на вертолете.

– На видео у некоторых морпехов перебинтованы руки – почему?

– Потому что они оказывали сопротивление. Наши медики, которые были вместе с нами, оказывали первую медицинскую помощь.

– А куда увезли тех, кого погрузили на КамАЗ?

– На территорию российской части, которая в то время дислоцировалась возле Феодосийского порта.

– Вас долго держал в плену? Как с Вами обращались?

– Я находился на территории российской гауптвахты в Севастополе. Когда меня туда доставили, там уже находились генерал Воронченко, полковник Мамчур и еще несколько наших украинских военных. Нас держали в одиночных камерах около четырех или пяти суток. Во время плена шли постоянные предложения, угрозы, требования перейти на сторону россиян. Спрашивали, что лично я хочу, чтобы я перешел на службу РФ.

– Какие именно угрозы звучали?

– Угрожали семье. Моя семья в то время находилась в Феодосии.

– А они шантажировали Вашу семью, приходили к ним?

– Еще до штурма моей семье угрожало местное казачество. Российские военные тогда никаких действий не предпринимали.

– Дмитрий, когда блокировали часть, местные жители помогали вам, приносили продукты?

– Крымские татары очень помогали. Они одни из первых, кто начал помогать. Это была неоценимая услуга – настолько нам тогда нужна была помощь.

– Дмитрий, какое подразделение вас блокировало? Писали, что вас штурмовал «Беркут».

– Нет, это были профессионалы — ГРУшники и спецназ ФСБ.

– Судя по событиям, они действовали очень быстро и эффективно?

– В штурме участвовала бронетехника и вертолеты при поддержке боевого российского штатного подразделения Минобороны. Знаете, при таком количестве вооруженных подразделений много ума не надо, чтобы взять безоружных людей. Можно сказать — мы польщены.

– А скажите, пожалуйста, вспоминая те события, как бы вы сейчас себя проявили, что изменили? Что можно было сделать, но не было сделано?

– Изменил бы? При условии, что было бы блокирование? Первое, что бы я сделал, – отправил семьи военнослужащих оттуда, чтобы не рисковать. Потом сражались бы до конца. Мы бы упредили несколько моментов, если бы знали заранее, что так будет происходить. Мы бы вывели подразделение на Керченскую переправу и не дали переправляться российской технике. Мы бы не убрали подразделение с аэродрома Кировского.

– Изменилось ли Ваше отношение к Росси после тех событий?

– Оно стало более жестким. Россия оккупировала Крым, а мы защищаем свое государство, как умеем.

– Тяжело было Вашим родным во время тех печальных событий в Крыму, особенно во время штурма?

– Эмоционально оно очень повлияло на детей. Очень сильно. Особенно на младшего ребенка. Время лечит, и сейчас немного легче, но сначала было очень сложно. И так не только у меня. У нас много офицеров, контрактников, у которых маленькие дети, и им всем непросто пришлось.

– Вы тяжело переживали те события?

– Подавленности у меня нет. Я и мои подчиненные доказали, что не изменили присяге на верность Украине и украинскому народу. Кто бы что ни говорил.

– Дмитрий, как, по Вашему мнению, вернуть Крым?

– То, что его надо вернуть, – это однозначно. Для начала, я считаю, нужно попробовать сделать это дипломатическим путем. Предпринять все, чтобы пролилось как можно меньше крови. Но это вопрос для долгой дискуссии.