Александр Турчинов: Трусость – это страшный грех. Нужно выдавливать из себя раба

По мнению Турчинова, в противостоянии с Россией Украине следует рассчитывать только на свои силы. 

Секретарь СНБО Александр Турчинов, пожалуй, единственный политик в Украине, кому, в определенный момент, несказанно «повезло»: после бегства экс-президента Виктора Януковича, премьера, ряда министров, губернаторов, мэров и других чиновников, в его руках, фактически, была сосредоточена вся власть в стране. «Кровавый пастор» – именно так окрестили Турчинова СМИ за поребриком – стал одновременно и спикером парламента, и координатором работы правительства, и исполняющим обязанности президента, но – не скатился в диктатуру, как, пожалуй, сделали бы многие, окажись на его месте. Более того, он даже не попытался удержать хотя бы часть своей почти абсолютной, в какой-то момент, власти – и не стал кандидатом на выборах президента.

В интервью УНИАН секретарь СНБО рассказал, как в 2014-м году удалось сохранить жизнеспособную Верховную Раду – единственный легитимный орган власти в стране, что мешает нынешнему составу парламента эффективно работать, как с нуля выстраивалась наша боеспособная армия и почему в противостоянии с Россией следует рассчитывать только на свои силы.

– Два года назад вы не были избраны президентом, но выполняли обязанности президента, согласитесь, прецедент специфический. И – любопытный факт – ваше назначение никто не критиковал ни внутри страны, ни вне ее. Какой это груз ответственности – стать одновременно главным в двух из трех ветвей власти? Какие первые задачи пришлось выполнять, понимая, что на вас, по сути, взвалили все?

– Правда в том, что груз ответственности был действительно невероятным. Вообще, объединение должностей Главы ВРУ и президента – это непросто, ведь это – две третьих властных полномочий в стране. При этом небольшой период времени, пока новый Кабмин не был сформирован, я координировал еще и работу правительства.

Но главная проблема была не в том, что в одних руках были сконцентрированы все основные властные полномочия. Проблема была в том, что власти в этот момент в стране фактически не было. Сбежавший президент, сбежавший Кабмин, разбежавшиеся главы местных администраций… Толпы людей на улице ищут спрятавшихся милиционеров… В Украине сложилась ситуация, которая была реальной угрозой для суверенитета, независимости и жизнеспособности страны. Поэтому главная задача состояла в том, чтобы в кратчайшие сроки восстановить систему власти – как центральной, так и региональной.

Весь юго-восток горел, Киев горел. И если центр Киева горел в прямом смысле (шины, авто, отдельные здания), то юго-восток – в переносном, но этот пожар был гораздо опасней. Потому что, по технологии российских спецслужб, так называемая «Русская весна» должна была разорвать Украину на части. У нас еще не было сформировано правительство, а российским спецназом уже были захвачены здания парламента и правительства Крыма. Вот в таких условиях нужно было принимать решения. Нужно было начинать восстановление вертикали власти, реформировать силовой блок, практически с нуля восстанавливать армию.

– Период Революции достоинства и, в дальнейшем, начало военного противостояния с Россией, часто сравнивают с периодом становления украинской государственности в 1917-1921 годах. Но, в отличие от событий столетней давности, два года назад ситуацию удалось удержать. В том числе, за счет того, что удалось удержать разношерстный парламент, большинство в котором составляли соратники только что сбежавшего президента. Чем вы взяли Раду?

– Сейчас многие забыли, каким был парламент того времени. Буквально за неделю до моего назначения в парламенте было циничное, жесткое большинство, готовое принимать любые диктаторские законы, готовое выполнять любые команды Януковича и его ближайшего окружения, готовое голосовать за арест всей верхушки оппозиции.

В основе этого большинства – Партия регионов, формировавшаяся фактически одним человеком – Януковичем – по принципу личной преданности и внесения многомиллионных ресурсов за проходные места. С другой стороны, подпевающие и подыгрывающие им во всем коммунисты – циничные, беспринципные, исключительно пророссийские. Таких депутатов была большая часть парламента. А на улицах Киева – люди, требующие ответственности за пролитую режимом Януковича кровь, люди, готовые растерзать как коммунистов, так и регионалов.

Коммунисты и регионалы могли просто разбежаться, испугавшись, например, попыток захвата Верховной Рады, когда бросали камни, били окна. Но, если бы вчерашнее большинство разбежалось, парламент не смог бы функционировать и в стране не осталось бы никакой легитимной власти. Потому что в условиях, сложившихся на тот момент, парламент оставался в Украине единственной легитимной властью. Если бы пал парламент, то ни восстановить исполнительную власть, ни создать армию, ни провести мобилизацию, ни принять законы, удержавшие и сохранившие страну независимым государством, было бы невозможно.

Я раньше никогда об этом не рассказывал, но было несколько случаев, когда мне в кабинет звонили с улицы с сообщением, что толпа людей возле парламента схватила депутата-регионала и тащит вниз по Грушевского, чтобы «повесить на Майдане»…

– …это были известные люди?

– Да. Достаточно известные. По крайней мере, узнаваемые. И я выскакивал со своими помощниками и буквально в драке вырывал их, чтобы не допустить самосуда и удержать голосующий парламент. А, представьте, если бы кто-то в такой ситуации погиб? Украинский парламент просто бы перестал работать.

Я, может, излишне жестко, но откровенно говорил со своими вчерашними оппонентами: что, если они будут голосовать законы, которые нужны Украине, я их на «растерзание» не отдам.

– Играли на страхе и один страх в них побеждал другой?

– Не буду говорить, что запугивал. Хотя, если между нами, приходилось использовать разные методы «воздействия», чтобы обеспечить голосования в условиях, когда над страной нависла смертельная угроза. И, надо сказать, что парламент начал тогда работать весьма эффективно.

– Такой себе жесткий спикер военного времени?

– У меня просто не было другого выбора. Если бы я начал рассусоливать, кого-то упрашивать, не ужесточая свою позицию, то не удержал бы ситуацию. Это – с одной стороны. С другой стороны, я вынужден был и где-то блефовать.

Ведь у меня парламент был абсолютно незащищенным. Два месяца подряд Раду, по моей просьбе, как бывшего начальника Штаба Майдана, охраняла одна из сотен Самообороны Майдана. Я попросил патриотически настроенных ребят не распускать сотню и взять под охрану парламентское здание, при этом они не были даже вооружены. Другой реальной защиты у меня просто не было. Потому что тогда не было ни милиции, ни СБУ, ни армии. Одни убежали, другие выжидали – чем все это закончится.

У нас многие «диванные» герои любят пообсуждать крымские события. Говорят, почему, мол, не бросили армию против российских захватчиков? Но, во-первых, армии-то в нынешнем ее понимании тогда, в начале 2014-го, не было. А, во-вторых, многие в Генштабе и в Минобороны, не только в руководстве, но и в среднем звене всех силовых ведомств ожидали, что вся эта власть ненадолго, что сейчас все рассыплется, не удержится.

– Защитники парламента стояли с палками?

– И то – не все. Многие были без палок. Только камуфляж и суровые лица [улыбается]. Главная их сила была в том, что они были авторитетами для тех, кто ходил вокруг парламента, кто хотел проявить, скажем так, псевдореволюционность.

На самом деле, после кровавых событий конца февраля, после гибели Небесной сотни, героизм на улицах Киева проявлять не было необходимости. Но, знаете, очень много «героев» появилось уже после победы Революции достоинства. Когда уже все прошло, когда развалилась система, которую Янукович цементировал «Беркутом», внутренними войсками и бандитами. Когда Киев остался незащищенным, много появилось лжереволюционеров, которые жгли шины и браво захватывали пустующие помещения. Но их я не видел, когда штурмовали и расстреливали Майдан. Их не было тогда. Во многих документальных фильмах о событиях на Майдане не часто увидишь ребят, прошедших весь драматический путь нашей революции. Они часто вообще отказываются давать интервью и не любят вспоминать о своем героизме. Те же, кого не было в первых рядах, кто поселился в палатках, когда опасность миновала, очень любят вспоминать на публике о своих «подвигах».

Чтобы показать, что парламент теперь работает на свою страну и не прячется от народа, я после своего избрания дал команду срезать огромный забор, которым была окружена Верховная Рада.

– Почему вы были уверены, что это вернет доверие людей?

– Этот забор стал символом оторванности власти от людей, демонстрацией боязни собственного народа. Кроме того, я понимал, что, если российская агентура сможет спровоцировать людей на штурм парламента – забор не спасет. А, раз он не спасет, то зачем такой раздражитель, который демонстрирует разделение власти и народа, нужен?

Кстати, я дал команду, чтобы и на Банковой тогда тоже забор срезали [смеется]. Хотя я на Банковой в то время никогда не сидел. Я работал у себя в кабинете в Верховной Раде. И ни разу не заходил в президентский кабинет на четвертом этаже администрации.

– Почему?

– Потому что я был всего лишь исполняющий обязанности президента и верховного главнокомандующего. Я считал, что только избранный народом президент может садиться в президентское кресло.

– Хорошо, вам удалось удержать сложный, разномастный парламент. После парламентских выборов в Верховную Раду пришло много тех, кто был на Майдане, проевропейских, демократических политиков. Вместе с тем (по крайней мере, так кажется), ни Владимиру Гройсману, ни Андрею Парубию совладать с этим составом не получается. Есть ли у вас какой-то обобщающий совет для более эффективной работы спикеров военного времени, чтобы Верховная Рада все же оставалась тем главным для парламентско-президентской республики органом, каким должна быть?

– Знаете, здесь нет универсального совета. С другой стороны, мне сложно объективно оценить нынешние внутрипарламентские проблемы: я в новом парламенте проработал, буквально, несколько дней, когда еще голосовалось все в 300 и больше голосов.

Мне кажется, что здесь проблема не в спикере, а в отсутствии ощущения огромной ответственности перед страной у депутатов.

В 2014 году угроза потери страны висела в воздухе. 1 марта Совет Федерации РФ дает разрешение Путину на введение войск на территорию Украины. Захвачен Крым, происходит захват госадминистраций от Одессы до Харькова, по всему юго-восточному периметру нашей страны, милиция пропускает, а, иногда, поддерживает провокаторов. Начало войны на Донбассе… Тогда все понимали, насколько велика угроза. И многие, в том числе, с депутатскими значками, кто себя считал украинцем, четко осознавали свою ответственность за судьбу страны, нашу свободу и независимость. А речь шла именно о сохранении и спасении страны.

Сейчас угрозы и вызовы, которые стоят перед Украиной, не стали меньше, чем в 2014 году. Но то, что уже есть армия, Нацгвардия, силовые структуры, есть, в конце концов, власть в центре и на местах, нет угрозы жизни за пределами зоны проведения АТО – притупляет ощущение опасности.

Да сегодня, как было в 2014-м, в направлении Харьковской или Черниговской областей не выдвигаются колонны российских танков, останавливаясь за 100 метров до государственной границы. Но, повторю, угроза не стала меньше. В России не победили пацифисты. Там по-прежнему путинский имперско-реваншистский режим. Они продолжают войну на Донбассе и готовы в любой момент к масштабному расширению агрессии. Но, когда люди постоянно находится в стрессе, происходит притупление чувства опасности.

Кроме того, много нынешних депутатов, которые любят поразглагольствовать о проблемах национальной безопасности, не были ни в окопе, ни на передовой. Они не задумываются, что наши воины каждый день видят кровь и смерть своих товарищей, что своевременное принятие отдельных законов может спасти человеческие жизни, укрепив оборону нашей страны. В результате, происходит девальвация ответственности перед страной. Доминируют интересы роста рейтингов, каких-то политических и корпоративных проектов. А ответственность перед страной за ее безопасность, за ее будущее, уходит на задний план. И это – самая главная проблема нынешнего состава ВР. Потому что, с одной стороны, Украина продолжает находиться в условиях войны. С другой стороны, в Киеве, в парламентских кулуарах, это совершенно не ощутимо.

В результате, в течение года мы не можем проголосовать закон, позволяющий провести спецконфискацию заблокированных в украинских банках полутора миллиардов долларов, украденных у страны окружением Януковича, чтобы профинансировать государственный оборонный заказ. Мы не можем принять многие законы, усиливающие обороноспособность страны, помогающие противостоять информационной войне, которую ведет против нас Россия, и так далее, и так далее.

– Статус и значимость СНБО годами нивелировались, организация дискредитировалась как орган влияния в государстве. Когда вы пришли в СНБО из большой политики, какие вызовы и задачи ставили перед собой? Насколько эффективны институции в структуре СНБО?

– Знаете, вы правы, вначале СНБО создавался как некий аналитический центр, потом это была тихая кадровая заводь для «хороших» людей, для которых в Кабмине места не находилось. Но, в условиях войны, в условиях агрессии, этот орган начал профессионально работать.

Мы не берем на себя чужих полномочий, но те функции и задачи, которые возложены на нас Конституцией и законом, мы стараемся профессионально выполнять.

Да, надо было существующую долгие годы «тихую заводь» превратить в эффективный механизм, который, прежде всего, на интеллектуальном и организационном уровне, продуцирует, готовит стратегические решения, а после принятия координирует и контролирует их выполнение.

– Насколько это удается?

– Скажем так, финансирование в мирные времена было значительно больше. В военное время каждую копейку приходится направлять в армию, в национальную гвардию… Но при этом, даже при минимальном финансировании, система может работать. Например, еще лет 10 назад было принято решение о создании ситуационного центра. Деньги, выделенные на эти цели, несколько раз списывались, но ничего не происходило. А мы за месяц отработали эту тему, подготовили программное обеспечение, систему управления и запустили Главный ситуационный центр, который не уступает по своим возможностям аналогам в ведущих странах. Сегодня создана многоуровневая система, которая включает в себя как Главный ситуационный центр СНБО, так и ситуационные центры, созданные во всех силовых структурах и в регионах, для того, чтобы оперативно можно было оценить любую угрозу, любую проблему, прогнозировать развитие ситуации и быстро принимать правильные решения.

Сделано немало. Прежде всего, мы подготовили и обеспечили принятие документов стратегического характера. Это касается оборонного планирования, построения целостной системы безопасности страны. Принята Стратегия нацбезопасности, Концепции реформ сектора безопасности и обороны, Военная доктрина, Стратегический оборонный бюллетень, Стратегия кибербезопасности… Это – тот фундамент, на котором базируется видение нашей оборонной перспективы и безопасности страны. При этом, это и детальный план реформ всех силовых структур.

Несмотря на военную агрессию, мы не можем стоять на месте, мы должны находить ресурсы на реформирование и обновление системы. Я считаю, что в вопросе реформирования в секторе безопасности и обороны сделано значительно больше, чем в других секторах. Несмотря на экономические сложности, мы переходим на стандарты НАТО, мы отрабатываем эффективную систему защиты государства, эффективную систему защиты граждан. Фундамент заложен. Теперь, безусловно, очень важно, чтобы все руководители силовых ведомств обеспечили качественную реализацию запланированного. Мы не можем их подменять в руководстве силовыми структурами, мы можем только контролировать выполнение и координировать их работу. Но, со своей стороны, никому саботировать и сачковать не дадим.

Два года назад внезапно выяснилось, что у нас нет ни армии, ни обеспечения для нее, ни оружия, чтобы отбиваться и защищаться…

Во времена Советского Союза ракетно-ядерный щит формировался на украинских предприятиях. Наша страна имела мощный оборонный потенциал. Но на протяжении последних 20 лет наш военно-промышленный комплекс осознанно уничтожался. Началось с Будапештского меморандума, когда Украина отказалась от третьего в мире ядерного потенциала в обмен на «надежные гарантии» своей безопасности. Но, когда время пришло, оказалось, что эти гарантии ничего не стоят. А одна из стран-гарантов развязала против нас войну.

С другой стороны, российская агентура и кремлевские марионетки, руководившие на протяжении многих лет нашей страной, системно работали на уничтожение основ безопасности Украины. Уничтожали армию, вооружение, оборонную промышленность… Предприятия оборонного комплекса становились банкротами, многие из них закрывались, оборудование разрезали и сдавали на металлолом. Лучшее вооружение снималось с боевого дежурства и продавалось. Вот то, с чем мы начинали работать.

– И насколько качественные изменения произошли за два года? Насколько мы стали сильнее? Насколько готовы сами себя обеспечивать вооружением?

– За очень короткий исторический период Украина, стартовав практически с нулевой точки, имеет, на сегодня, одну из самых боеспособных армий в Европе. Мы уступаем по численности и количеству вооружений России, но наша армия уже готова защитить свою страну и противостоять превосходящим силам агрессора. Россия поняла, что не сможет поставить Украину на колени. Они не смогли этого сделать в 2014 году, тем более, не смогут сейчас, когда мы смогли восстановить оборонный потенциал и создать боеспособную армию.

Боеспособная армия характеризуется не численностью, а готовностью и способностью выполнять боевые задачи. Скажу откровенно: не все радостно воспринимают усиление нашего военного потенциала, и мы вынуждены опираться в основном на свои силы и исходить из приоритета наших национальных интересов.

В 2014 году, когда был колоссальный дефицит времени, финансов, материальных ресурсов, оружия, всего… я провел большое количество переговоров с нашими зарубежными партнерами. Напоминал им о Будапештском меморандуме, говорил, что нужно помочь. Но наши партнеры хлопали по плечу и говорили, мол, держитесь, мы будем влиять на Россию дипломатическим путем. Меня постоянно просили не бряцать оружием, не проводить мобилизацию, в общем, «не провоцировать Россию». Мне дали четко понять, что, если вооруженные силы РФ вторгнутся на территорию континентальной Украины, нам не смогут оказать военную помощь.

Но я отчетливо понимал, что никакие дипломатические усилия не остановят агрессию России, она будет считаться только с силой. У меня не было права на другие решения. Мы должны были защитить свою страну. Мы начали подготовку войск и их переброску с Запада на Восток. Я подписал Указ о мобилизации. Была создана Нацгвардия, в МВД начали формироваться добровольческие батальоны… Я темпы первой мобилизации рассчитывал по количеству берцев, которые смогут выпустить наши предприятия. Солдат просто не во что было обуть!..

Тогда нам не дали ни одного патрона. Не говоря уже о более сложном вооружении.

Сегодня мы находимся в ситуации, когда у нас есть чем воевать и есть кому воевать. Хотя ни одной единицы летального оружия мы от наших партнеров до сих пор не получили.

– А мы сами уже производим какие-то аналоги?

– Сегодня мы производим широкий спектр оружия и военной техники. В 2014-м мы заложили основы, и запустили процессы. Это – производство, это требует времени. Конечно, нельзя было за март или апрель 2014 года все сразу восстановить. Реальные результаты оборонпром начал давать уже с 2015 года.

Мы закрываем все основные потребности в технике и вооружении наших Вооруженных сил, Нацгвардии, всех силовых структур. Украинские предприятия производят много позиций: начиная от пистолетов и автоматов и заканчивая бронетехникой и мощными ракетными комплексами… Но очень сложно закрывать весь спектр современных вооружений самостоятельно. Условно говоря, у нас есть мощная эффективная бронетехника, но, чтобы она соответствовала самым высоким стандартам, необходимы современнейшие прицелы, необходимы приборы ночного видения и т.д. Поэтому нам очень нужна военно-техническая кооперация с нашими партнерами.

В новые виды оружия и техники, которые мы сейчас проектируем и производим, сразу закладываются стандарты НАТО. Сразу нужно вооружаться так, чтобы не было необходимости перевооружаться, чтобы наше оружие ничем не уступало лучшим образцам. И это достаточно затратная тема. При проблемном бюджетном финансировании, при том же саботаже в парламенте это очень тяжело дается.

– Какие сферы ВПК можно считать флагманами украинской оборонки?

– Простаивавшие многие годы заводы, сейчас наращивают производство. Харьковская танковая школа известна всему миру. Наши танки и бронетранспортеры не уступают зарубежным аналогам. ДП «Антонов» производит военнотранспортный самолет, один из лучших в мире. Но эти, как и многие другие предприятия, имеют, мягко говоря, далеко не самое современное оборудование. Для того, чтобы обеспечить выпуск оружия и техники нового поколения нужны большие инвестиции в техническое перевооружение производства. Без внедрения новых технологий (цифровых, 3-d печати и так далее) мы не сможем конкурировать на внешних рынках вооружений и надежно защищать страну, в условиях отсутствия эффективной системы коллективной безопасности в Европе и мире. Но это – отдельная тема новых вызовов, требующих немедленной экономической и технологической трансформации нашей страны.

Вернемся к вашему вопросу. Одна из программ, которые я лично курирую, это ракетостроение – восстановление ракетного щита Украины. Недавно мы произвели успешные пуски ракет украинского производства. Они по своим характеристикам значительно превосходят российские аналоги. Это реализация задачи, которая стоит перед отечественным оборонпромом – новое украинское оружие ничем не должно уступать российскому, более того, превосходить его. Реализация нашей ракетной программы – путь к обеспечению надежной защиты нашей страны. В работе находятся очень перспективные разработки, которые позволят вернуть Украине утерянное лидерство на рынке ракетных технологий.

– Заинтересованы ли наши иностранные партнеры в приобретении такого украинского оружия?

– Парадигма развития современного мира, сопровождающаяся резким увеличением количества и масштабов вооруженных конфликтов, привела к большому росту спроса на качественное оружие, в том числе, украинского производства.

Сейчас мы восстанавливаем свое присутствие на рынках вооружений, возвращаем ранее потерянные позиции Украины. Думаю, что украинский ОПК будет не только мощным стимулом промышленного роста, но и в состоянии обеспечить серьезный прирост для нашего бюджета валютных поступлений.

– Сможем конкурировать с «Джавелинами», которых так и не дождались?

– Скажем так, украинская «Стугна» с лазерным наведением на цель в своем классе имеет колоссальный спрос не только в наших войсках, но и за рубежом. Ракета «Джавелина» имеет тепловое самонаведение. Но если, например, танк находится в обороне с неработающим двигателем, то эффективность «Джавелина» резко падает, а «Стугна» сможет точно поразить такую цель. Но «Джавелин» очень хорошо работает по движущимся целям, и мы, при согласии наших партнеров, могли бы быстро наладить выпуск его аналога в Украине.

Отсутствие необходимой комплектации и жесткий отказ от многолетней кооперации с российскими предприятиями заставляет нас искать выход и находить возможность производить нужные изделия, блоки и необходимые комплектующие самим. Например, из-за отсутствия поставок беспилотников, мы наладили производство тактических БПЛА. В этом году нам предложили беспилотники на порядок хуже тех, что мы выпускаем. Но мы не стоим на месте и идем дальше – на «Антонова» уже презентовали модель нового боевого беспилотника, который может эффективно поражать цели на дальних расстояниях.

А если наши партнеры снимут ограничения с поставок, мы, конечно, не откажемся ни от «Джавелинов», ни от любого другого оружия. В условиях военного противостояния лишнего оружия не бывает. Мы вообще не отказываемся ни от чего, что нам дают.

С другой стороны, опережающее развитие оборонпрома стимулирует экономику страны. Все больше и больше негосударственных разнопрофильных предприятий начинают работать по военной тематике. Увеличивается кооперация, совершенствуются технологии, создаются новые рабочие места.

– Когда речь идет о защите, в большей степени представляется длинная – с севера на юг – сухопутная граница с Россией. А насколько мы защищены от нападения с моря?

Знаете, говорить, что Украина уже полностью имеет надежную защиту и на суше, и с воздуха, и с моря, было бы серьезным преувеличением. Проблем очень много. Особенно острые проблемы нужно решать в противовоздушной обороне…

– Потому что на восточных границах все чаще замечают вражеские самолеты?

– …Мы видим, что вдоль нашей границы с российской стороны укрепляются авиабазы, увеличивается количество авиации, в том числе, штурмовой. А у нас преднамеренно уничтожалась система ПВО, восстановление которой – очень сложный и дорогостоящий процесс. Поэтому противодействие российской авиации и их крылатым ракетам для нас является серьезнейшей задачей. А если мы говорим о ВМС, то сегодняшний наш приоритет – береговая оборона. При этом, Украина – морское государство, и мы не откажемся и от развития нашего флота.

– Тем временем Россия превращает Крым в военную базу…

– Да, они называют его «непотопляемый авианосец».

– Насколько мы защищены от нападения с полуострова?

– Ни одно государство в Европе не имеет такой протяженности границы с РФ, как Украина. И, безусловно, наступление может быть не только с востока, с оккупированной территории Донбасса. Оно может начаться и с севера, и с юга, и с оккупированного Крыма… Мы должны быть готовы противостоять нападению РФ с любого направления, а, что более вероятно, сразу с нескольких. Мы просто должны быть к этому готовы. Без паники, страха и суеты. Должны четко отдавать себе отчет, что защищать себя мы будем сами. Спокойно, с пониманием к этому относиться и готовиться.

В экономике, и в политике должен быть четкий приоритет – приоритет защиты и обороны нашей страны. Это должны понимать и в парламенте. Не мериться рейтингами и пустыми обещаниями, не соревноваться, кто кого больше обольет грязью, а уделять внимание обороне и безопасности Украины. Все остальное – от лукавого.

– Как верующий, как религиозный человек, вы видите в Святом писании ответы на вопросы о том, что сейчас происходит с нами? Какие выводы нам следует сделать, и есть ли в Библии рецепты дальнейших действий для Украины?

– Библия для того и передана людям Господом, чтобы человек всегда мог найти ответ на вызовы и проблемы, которые его окружают. Потому что, если анализировать историю, то вызовы и проблемы всегда были у людей очень похожими. Масштабы могли быть разными, но суть одна. Агрессия, коварство, подлость, предательство, жадность и трусость, к сожалению, были всегда.

Например, в Ветхом Завете, где описывается история древнееврейского народа, можно найти много аналогий. История обретения ими государственности и независимости очень похожа на нашу.

Когда Господь дал иудеям обещанную землю, они послали туда соглядатаев-разведчиков. Когда те вернулись, стали рассказывать, что эта земля во власти огромных великанов, у них самое современное оружие, их крепости неприступны и т.д. Но Господу надо доверять. Он сказал: «Это ваша земля, вы должны ее получить, вы должны за нее бороться». Рабское нутро, рабская психология, формировавшаяся долгие годы – у древних евреев в египетском плену, а у нас – в российском, не дала возможности сразу получить данную Богом землю, свободу и независимость. В результате, думаю, читатели знают эту историю, Господь заставил этот народ 40 лет скитаться по пустыне, чтобы избавиться от рабской психологии. Они скитались до тех пор, пока последний раб в их рядах не умер. А когда пришло новое поколение, не знавшее рабства, оно взяло свою землю.

Что такое рабская психология – это внутренняя трусость, неверие в свои силы, желание получить что-то за чужой счет, за чьей-то спиной спрятаться, отсидеться. Но Господь говорит, что трусость – это страшный грех. Нужно выдавливать из себя раба. Творец сделал людей свободными. Он благословил Украину, дал нам лучшую землю, силу, разум. Надо верить и доверять Ему. Если Он с нами, кто сможет противостоять нам?!

– Вы находите время читать проповеди?

– Скажу честно – в оппозиции времени для этого было гораздо больше. Когда бываю в церкви, использую эту возможность, как для проповеди, так и для общения с братьями и сестрами... Но верующий человек должен служить Господу не только в церкви, а на любом месте, где бы ни находился.