Как Богдан Хмельницкий переиграл Московию на Переяславской Раде

Переяславскую Раду 1654 года до сих пор принято считать объединением Украины и России. В реальности это был ситуативный союз с Московией: до него союзниками казаков являлись татары, после — шведы. А «союз» с гетманом оказался для Московии настолько провальным, что заключивший его дворецкий московского царя Василий Бутурлин покончил с собой, чтобы избежать казни

«Цар дуже нагнівався на Бутурліна і послав наказ, щоб йому відрубали голову за три його зради: перше — що він брав хабарі від тих міст і замків; друге — що, здобувши міста, він їх попустошив, а не затримав у своїй владі; третє — що він замирився з ханом. Дізнавшись у Києві, що цар не пробачить невдачу львівського походу й має намір відрубати йому голову, боярин Василій Бутурлін отруївся 31 грудня 1655 року".

М. Грушевский «История Украины-Руси»

Тверской наместник, ближний боярин и дворецкий московского царя Алексея Михайловича Романова Василий Бутурлин готовился к смерти. С утра он сходил в баню и отстоял службу в церкви, исповедался и причастился. Потом приказал убрать горницу и оделся в лучшие одежды. Теперь ему осталось только взять со стола кубок с ядом… Но Бутурлин никак не мог заставить себя дотронуться до чаши.

Высочайший посланник

Окна дворца его двоюродного брата Андрея, которого Бутурлин благодаря связям сумел поставить киевским воеводой, выходили на Святую Софию. Взглянув на купола, сияющие в зимнем вечернем небе, боярин зябко перекрестился и, встав из-за стола, принялся ходить взад-вперёд по горнице.

Две недели назад о царском гневе и угрозе неминуемой казни его предупредил через верного человека давний московский друг, боярин Кирилл Нарышкин. И вот сегодня московский гонец привёз Бутурлину приказ передать командование войском Василию Шереметеву и как можно быстрее прибыть в Кремль. Бутурлин рассудил так: если он умрёт «по дороге», его богатства вряд ли конфискуют у его детей. А вот вернувшись в Москву, перед смертью может потерять всё.

Шансов оправдаться у него не было. Это победителей не судят. А он, похоже, проиграл всё.

Бутурлин тяжело вздохнул и снова взглянул в окно на заснеженные треугольники киевских крыш, над которыми тонули в вечерних сумерках кресты Софии. Два года назад он был вне себя от радости, когда царь предложил ему высокую честь возглавить посольство к гетману Богдану Хмельницкому для присоединения украинских земель, до этого принадлежавших Речи Посполитой.

Хмельницкий, чьи казаки с 1648 года воевали с Речью Посполитой, не раз пытался договориться об этом с царём, но тот, не желая войны с польской короной, принял окончательное решение только к октябрю 1653-го. Чтобы придать делу законный вид, царь собрал Земский собор, постановивший: «…гетмана Богдана Хмельницкого и всё Войско Запорожское с городами их и с землями принять под государскую высокую руку для православные христианские веры и святых божиих церквей…».

А в ноябре Московское царство объявило Речи Посполитой войну.

Когда по дороге к Хмельницкому Бутурлин развернул царскую грамоту, адресованную казакам, даже он удивился, увидев, что царь именует себя в ней самодержцем не только Великой, но и Малой Руси. «Хорошее название для новых московских земель, которые до сих пор во всём мире знали как Украину», — с ухмылкой подумал боярин.

Цена свободы

Но с гетманской элитой сразу всё пошло не так, как рассчитывал Василий Бутурлин. Во-первых, Хмельницкий вопреки желанию царя решил принять присягу не в святом граде Киеве и не в столичном Чигирине, а в захудалом пограничном Переяславе — дескать, не велика важность. Во-вторых, оказалось, что казаки, ведущие кровопролитную войну, ищут не столько «царской руки», сколько военного союза, и не хотят расставаться со своей свободой. Поэтому Хмельницкий сразу потребовал, чтобы Бутурлин первым от имени царя присягнул казакам в том, что не выдаст их польскому королю, не нарушит их прав и вольностей и «напишет на все их имения царские грамоты».

Бутурлин лишился бы головы, если бы принял такое условие. Всё, что он мог, это обещать. И он обещал: и то, что просили казаки, и даже больше. «Хорошие подданные всегда «чинят веру царям», а те за это «держат их в своём государском милостивом жаловании и призрении», — говорил Бутурлин.

Правда, обещаниям его верили слабо. И когда в день Переяславской Рады гетман недовольно сказал, что должен обсудить позицию московского посла с казаками, и вышел из Успенской церкви, где должен был присягать, боярин подумал, что присоединения «Малой Руси» не будет. Вскоре в церковь вернулись переяславский полковник Павло Тетеря и миргородский полковник Григорий Лесницкий. Они снова потребовали, чтобы Бутурлин от имени царя взял на себя письменные либо клятвенные обещания по отношению к казакам и ко всей Украине. Полковники упирали на то, что коронные польские гетманы всегда так делали при заключении подобных договоров, которые казаки с ними не раз заключали.

Боярин был в отчаянье. При чём здесь польские гетманы? Московия всегда жила по другим правилам! Он опять убеждал, обещал, говоря, что короли польские — «не самодержавцы, не хранят присяги своей, а государское слово переменно не бывает». Но полковники стояли на своём, отвечая ему одно: «Казаки не верят». Это было как раз после Рождества 1654 года…

Бутурлин снова взглянул в тёмное окно. «Разбаловали этих казаков польские короли да гетманы», — подумал он, продолжая ходить взад-вперёд по горнице. — «Всё они закона ищут, а того не понимают, что в Московии царь и есть закон».

Царские «коты»

 В тот день в конце концов всё решил авторитет Хмельницкого, приказавшего: «Присягаем!».

Но несогласных было много. В Успенскую церковь не пришли Иван Богун, Петро Дорошенко, Иван Сирко, Осип Глух, Григорий Гуляницкий, Михайло Ханенко и другие украинские полковники, имён которых Бутурлин уже не помнил. Их было бы гораздо больше, если бы боярин не прислал загодя ко многим из них царских шпионов — стольника Родиона Стрешнева и дьяка Мартемьяна Бредихина с богатыми дарами. И всё же в итоге присягу приняли на удивление мало казаков — всего 284 человека.

А когда после торжественного богослужения Бутурлин дарил сподвижникам гетмана от имени царя собольи шубы, в негустой толпе, собравшейся у церкви, послышалось: «Негоже козакам продаватися за царських котів!» Хмельницкий, никогда не терпевший оскорблений, в этот раз их словно не услышал.

Бутурлин хорошо помнил, как на следующий день переяславский люд пришлось силой гнать в Успенскую церковь. Вспомнил донесения об избиении царских посланников палками после того, как они пытались привести к присяге чернь и шляхту во владениях непокорных полковников. Клясться в верности царю наотрез отказались Брацлавский, Полтавский, Уманский и Кропивянский казацкие полки, часть мещан Киева, Переяслава, Чернобыля… Не присягала и Запорожская Сечь. Хоть Бутурлин потом и доложил Алексею Михайловичу, что к присяге приведена вся «Малая Русь», сам-то он знал, что его посланники редко выезжали из полковых городов.

16 января 1654 года Василий Бутурлин прибыл в Киев и уже на следующий день привёл к присяге часть городских казаков и мещан. Боярина очень смутило, что присягать царю не захотели церковные иерархи Украины — митрополит Киевский Сильвестр Коссов и архимандрит Киево-Печерской лавры Иосиф Тризна. Оба прекрасно понимали, что после присяги украинская церковь, скорее всего, утратит самостоятельность. И уступили лишь после личного вмешательства Хмельницкого.

Охматовская битва

Зато в Москве зимой 1954-го Бутурлина встречали как героя. Царь принял его ласково, но сказал, что ему надлежит закончить присоединение «Малой Руси», подписав с Хмельницким все необходимые бумаги. После долгих переговоров появились так называемые Мартовские статьи. По ним Украина, находясь под протекторатом Московии, сохраняла государственность со всей полнотой гетманской власти.

Царь получал долю от налогов, поступавших в украинскую казну, и обещание Хмельницкого не иметь сношений с Османской империей и Речью Посполитой. На радостях, что удалось укрепить влияние в Украине, Алексей Михайлович пожаловал тогда Бутурлину дворянский титул, шубу, четыре мешка соболей и 150 рублей прибавки к окладу. А ещё — часть от государственных пошлин и доходов в пожизненное владение.

Назначение на должность командующего 20-тысячной армией, которая будущей зимой должна была выступить против Польши совместно с войском Хмельницкого, боярин воспринял как очередную царскую милость. Ведь из походов под Смоленск и Минск московские полководцы возвращались настоящими богачами, беззастенчиво грабя население завоёванных территорий.

Но в январе 1655 года боярину, который со своим войском подходил к Белой Церкви, стало известно, что крымский хан Мехмед IV Герай, вернувшийся из ссылки после смерти младшего брата, предложил Хмельницкому восстановить военный союз. А когда получил отказ, встал на сторону поляков и осадил Умань, которую защищал Иван Богун со своим полком. У небольшой крепости Охматов под Уманью ночью, в лютый мороз произошла первая битва союзников с польско-татарским войском.

Тогда Бутурлин впервые осознал, насколько воевавшие седьмой год подряд казаки превосходят его стрельцов в ратном деле. Когда отряд коронного обозного польских войск Стефана Чарнецкого прорвался к московскому лагерю, стрельцы побросали оружие и бежали, оставив нападавшим трофеи, среди которых были 20 пушек и 300 бочек пороха.

Во время рейда в Западную Украину самой большой проблемой для Бутурлина стал категорический запрет Хмельницкого грабить украинские города и сёла

Развить успех полякам помешали казаки. Они соорудили укрепления из того, что нашли в лагере, подперев баррикады телами убитых. Только благодаря этому поляки не смогли окончательно разбить войско Бутурлина. Через три дня обе стороны выдохлись, понеся большие потери, и Хмельницкий, воспользовавшись передышкой, начал переговоры с Мехмедом Гераем. В итоге хан заявил о нейтралитете.

После в тыл польскому войску неожиданно ударил вышедший из уманской крепости полк Ивана Богуна. Поляки были вынуждены отступить. Под Охматовым Бутурлин потерял половину своей армии, чем впервые в жизни вызвал нешуточный гнев царя Алексея Михайловича. Впрочем, тогда ему — герою Переяслава ещё всё прощалось.

Львовский поход

Во время рейда в Западную Украину самой большой проблемой для Бутурлина стал категорический запрет Хмельницкого грабить украинские города и сёла: так поход терял для него всякий смысл. Ни его стрельцы, ни он сам не представляли войну иначе как серию грабежей и разбоев, следующих, как тень, за военными победами.

Впрочем, на землях между Днестром и Бугом, по которым тогда чуть ли не каждый год прокатывались волны татарских, польских и казацких войск, поживиться было особенно нечем. Почти 300 больших и малых украинских городов лежали в руинах, уцелели только сильные крепости.

В начале осени 1655-го объединённое казацко-московское войско три недели безуспешно штурмовало Каменец-Подольский. Бутурлин хотел сорвать злость на жителях маленького Тернополя, которые также оказали союзникам ожесточённое сопротивление, — боярин приказал вырезать всех жителей до последнего человека, но казаки, узнав об этом, взялись за сабли и защитили горожан. Когда возмущённый Бутурлин пришёл в гетманский шатёр, Хмельницкий, отбросив дипломатию, сказал ему прямо: «Ты в своём ли уме, боярин? В городе и наших людей без счёта. Да и по-рыцарски ли это — убивать малых детей да баб?».

Бутурлин был в бешенстве. Пристало ли ему, царскому дворецкому, слушать какого-то разбойника! На войне нужно не в рыцарей играть, а показывать врагу свою силу. Если бы вырезали тогда Тернополь, кто знает, сколько бы ещё польских городов сдалось без боя, сохранив им людей и силы. Но Хмельницкий не только не разрешал резни, он выступал и против насильственного переселения жителей захваченных городов вглубь Московии, на котором настаивал Бутурлин. Неприязнь между полководцами росла с каждым днём.

Однако это не помешало объединённым украинско-московским войскам разбить армию польского коронного гетмана Станислава Потоцкого под Львовом и взять Люблин, Пулавы, Казимеж, опустошив земли до самой Вислы. Бутурлин неукоснительно следил за тем, чтобы повсюду местные жители присягали на верность московскому царю. Тех, кто отказывался, казнили. Самой большой победой, по замыслу боярина, должно было стать взятие Львова, последнего большого города, всё ещё подчинявшегося польской короне, — все прочие были взяты московитами или шведами.

Отправив в город лазутчиков, Бутурлин узнал, что Львов защищает лишь четырёхтысячный польский гарнизон, который явно не сможет оказать серьёзного сопротивления армии, вдесятеро превосходящей его по численности. Он уже потирал руки, представляя, как докладывает царю о присяге львовян, но в лагере Хмельницкого у церкви Юра начали твориться странные вещи.

Гетман стал по нескольку дней пировать с польскими послами, ведя переговоры о выкупе. На все предложения Бутурлина спланировать военную операцию и захватить Львов Хмельницкий (чьи казаки семь лет тому назад взяли штурмом крепость на Высоком замке) отвечал отказом, ссылаясь на неприступность городских стен. А однажды Бутурлину доложили о том, что львовские горожане получают письма от генерального писаря Ивана Выговского, второго человека после Хмельницкого, который советует им «не сдаваться на царское имя». Один из доверенных людей боярина докладывал, что, требуя у львовян капитуляции, Хмельницкий прямо высказывал своё неудовольствие московитами, а его духовник, читая молитву, не упоминал царского имени.

Когда гетман наконец получил обещанные 60 тыс. золотых флоринов, он снял осаду, не предупредив об этом Бутурлина. Тот был взбешён, узнав, что Хмельницкий устроил военный парад, проведя под стенами Львова все свои 34 полка — почти 30 000 бойцов. Эти полки не вернулись на позиции, а ушли на восток. Бутурлину ничего не оставалось, как спешно собрать своё войско из 12 тыс. человек и последовать за гетманом.

Когда Бутурлин потребовал объяснений, Хмельницкий сообщил, что к Галичине подходит армия Мехмеда Герая, объединившегося с ногайскими, белгородскими и очаковскими татарами, а вместе с ханом идёт и польский отряд брацлавского воеводы Петра Потоцкого. Ещё больше потрясло Бутурлина второе известие: великий гетман литовский Ян Радзивил принял подданство Швеции, а шведский король завладел Варшавой и Краковом. Уцелевшие польские войска Станислава Потоцкого уже присягнули на верность королю Карлу Х и теперь считаются шведскими войсками. «Ужели мы будем без царского позволения воевать со Швецией?» – спрашивал в письме боярина Хмельницкий.

Отвечать Бутурлину было нечего.

Битва под Озёрной

Последний шанс вернуться домой с триумфом Василий Бутурлин потерял после битвы с татарами под городком Озёрная недалеко от Зборова. Она продолжалась весь день — 9 ноября 1655 года, а к вечеру, к огромному неудовольствию боярина, Хмельницкий начал переговоры. Как ни бесновался Бутурлин, гетман стоял на своём.

В конце концов Мехмед Герай пообещал «во веки веков» не нападать на Украину и придерживаться нейтралитета в отношениях между Украиной, Московией и Польшей. Хмельницкий в ответ пообещал, что порвёт с московитами, будет оказывать военную помощь польскому королю и не позволит казакам ходить походами на Крым и Турцию. Но для Бутурлина самым болезненным было то, что татарам пришлось отдать обоз — всё, что он и его стрельцы награбили в Польше. Потеряв возможность поднести царю в качестве компенсации за неудачный поход богатые дары, боярин понял, что пропал.

Московское царство расширить не удалось, большую часть армии Василий Бутурлин потерял в Польше. Украинцы заключили мир с лютым врагом русского царя — ханом Мехмедом Гераем, а всё награбленное у поляков забрали себе татары. Нетрудно было понять, что в Москве Бутурлина ждала плаха.

Хмельницкий же, наоборот, остался в выигрыше. В глазах европейских государей официальное признание его власти над Украиной царём Алексеем Михайловичем де-факто превратило Богдана Хмельницкого из мятежника в полноправного правителя. А освободив Западную Украину, гетман почти достиг своей давней цели — подвести под свою булаву все этнические украинские земли. Наконец, Бутурлину стало известно, что ещё под Каменец-Подольским гетман принимал у себя шведского посла и с тех пор вёл тайную переписку с королём Карлом Х (впоследствии это вылилось в союз со Швецией, развитию которого помешала смерть Хмельницкого).

Наказать за всё это строптивого гетмана Алексей Михайлович был не в состоянии. Зато казнь дворецкого — в его власти. Думая об этом, боярин снова в бессильной ярости сжимал кулаки. Но изменить он уже ничего не мог. За раскрытым окном теперь висела чёрная непроглядная ночь, в которой уже не было видно ни крестов Софии, ни огоньков в домах. В горнице тоже было темно, но боярин знал, что за его спиной на столе стоит серебряная чаша с ядом.

Гнев царя Алексея Михайловича на Василия Бутурлина был столь велик, что узнав о смерти боярина, он велел сжечь его тело. И лишь по просьбе патриарха Никона позволил привезти останки своего ближнего боярина и дворецкого в Москву для погребения.