Палатка

Аня помогала ставить палатку, и ей льстило, что она принимает участие во взрослой работе. Она подносила колышки, старательно тянула вместе с отцом стропы, а потом, подражая родителям, отошла, и со стороны любовалась туго натянутой брезентовой тканью пузатых боков.

Внутрь занесли две раскладушки на коротеньких алюминиевых ножках, в мешке топорик, молоток, горелку, посуду. Подушки и одеяла.

Недавно отец купил «Волгу», бежевую, с оленем на капоте, семья объездила окрестности Одессы, и отец решил, что они пару недель проведут на косе, между лиманом и морем, в районе Крыжановки. Купили палатку, раскладушки, складной алюминиевый столик. В планах родителей была покупка дачи, но пока можно и в палатке пожить.

На самом пляже.

Первые дни для Ани пробежали быстро, она любила походы на море, его резкий йодистый запах, солнце, обжигающее голые плечи. Она хорошо и быстро загорала, сказывались поколения предков, живших на этих берегах, под тем же солнцем, заливающим тело коричневым глянцем.

Ей нравилось просыпаться рано утром, видя, как на левой стороне палатки, где спали родители, появлялся солнечный блик и скользил вниз, к волнам, куда вскоре вбежит Аня, ощутив на щиколотках обжигающую прохладу, разбрызгивая завитки пены, бросится в тугую зеленоватую плоть воды, которая примет и поддержит ее, не давая опуститься на глубину.

Через неделю родители решили съездить в Одессу, взять в сберкассе еще денег, купить на «Привозе» продуктов, которые здесь уже закончились, посмотреть, что там с запертой квартирой.

Позавтракали около палатки, за раскладным столиком, мать убрала и помыла посуду. Занесли все, что было снаружи, внутрь.

Вся коса был усеяна либо палатками, либо самодельными сооружениями, под которыми располагались одесситы и приезжие отдыхающие, либо просто люди сидели и лежали на подстилках, приезжая из города автобусом. Место для отдыха можно было найти с трудом.

Ане родители велели лечь в палатке на ее раскладушку, читать книгу, наружу не выходить, чтобы ее саму не украли, и для того еще, чтобы не ограбили палатку. Ни в коем случае не ходить купаться. Одной опасно, и в палатку могут за это время залезть воры. Никуда не выходить из палатки, ты поняла меня, Аня? Никуда. Затянуть веревками вход, и не выходить, пока родители не вернутся.

Это будет через два часа.

Было десять.

Аня затянула изнутри веревки входа, легла на раскладушку, и погрузилась в чтение романа «Таинственный остров» Жюля Верна. Приключенческая литература была ее страстью, школьную, обязательную по программе она не любила, а книги об индейцах, скачущих на конях по равнинам прерий, красавицах, похищаемых на время, чтобы потом вернуть благородному отцу, Африке с ее алмазными копями и прочих неизведанных местах, глотала взахлёб.

«- Мы поднимаемся?

- Нет! Напротив! Мы опускаемся!

- Хуже того, мистер Сайрес: мы падаем!

- Выбросить балласт!

- Последний мешок только что опорожнен!

- Поднимается ли шар?

- Нет!

- Я как будто слышу плеск волн!

- Корзина - над водой!

- До моря не больше пятисот футов!

В воздухе раздался властный голос:

- Все тяжелое за борт! Все!..

Эти слова слышались над безбрежной пустыней Тихого океана 23 марта 1865 года, около 4-х часов дня».

Эти слова слышала Аня, лежа в палатке на животе, упершись локтями в раскладушку, на берегу Черного моря около 12-ти часов дня.

Бежевая «Волга» отъехала от Крыжановской косы в 10 утра. Без четверти 11 они были у Центральной сберкассы Одессы напротив Соборной площади. Она была закрыта и на дверях висела табличка: «По техническим причинам сберкасса откроется в 11.30. Просим извинить за доставленные неудобства». Без денег на «Привоз» нечего было ехать. И возвращаться назад тоже нелепо. Решили подождать до 11.30. А пока перекусить в ближайшем кафе.

Солнечный блик давно уже сбежал со стены палатки и пропал в морской глубине. Ане хотелось пить. У изголовья ее постели стояла кружка с недопитой водой, теплой и уже без газа. Выпила, ей стало легче. Снова погрузилась в книгу.

Пока Николай и Валентина закусывали в кафе, у дверей сберкассы собралась очередь.

Пришлось отстоять полчаса, и только потом поехать на «Привоз» – отовариваться.

Постепенно в палатке становилось жарко. Солнце поднималось все выше, прорезиненный брезент не пропускал воздух. Нарастала духота. Аня поискала еще воды, не было.

«Привоз» занял еще час. Не рассчитали время, но в квартиру надо было заглянуть обязательно. Мало ли что. Все равно ведь уже в Одессе.

Ане хотелось уже не только пить, но и есть. Еды тоже не было, но главное – духота. От натянутых, шершавых стенок палатки исходил жар. Солнце стояло почти в зените. Но выходить нельзя, Аня была приучена к железной дисциплине. Она стала перед входом в палатку на коленки и распустила верхний узел веревок, проделав щель наружу. Высунула в нее нос. С жадностью вдыхала свежий морской воздух. Простояла так, сколько могла, потому что колени заболели, хотя она подложила маленькую подушку. Пришлось отойти и снова лечь. Стоять в палатке Аня могла только в самом центре с наклоненной головой, выпрямить шею и поднять голову, было нельзя, палатка была невысокой.

Николай и Валентина заехали домой. С квартирой все было в порядке. Нигде ничего не текло, не капало. Следов постороннего вторжения тоже. Все на месте. И в комнатах, и на кухне. Собирались уже уходить. Николай обнял жену за талию, привлек к себе.

- Там в палатке по ночам Анька, там нельзя… давай…

Он уложил жену на тахту, стал расстегивать на груди платье. Она не сопротивлялась.

По спине Ани тек пот. Она расширила отверстие между веревками, стягивавшими вход в палатку. Пошел свежий воздух. Но его было недостаточно. Может выйти все-таки и лечь на песок у входа? Но по закону пакости, который Аня хорошо знала, как только нарушишь дисциплину, так тут же появляются отец и мать. Аня принялась снова искать воду, ползала на коленках по палатке, перерывая вещи, может где-то залежалась бутылка минералки…

Супруги уже собирались уходить, когда зазвенел телефон. Николай взял трубку. Обернулся к Валентине.

- Это твой брат.

- Что он хочет?

- Просит срочно заехать, у него большие неприятности. Я сказал, что мы сегодня не можем.

- Конечно! Это же мой брат, а не твой! Что у него?

- Нам пора на косу, там Анька одна!

Валентина рванулась к телефону, стала крутить диск.

Хочется есть и пить. Душно. Выйти нельзя, дисциплина. Аня привыкла слушаться. Она сняла сарафан, он все равно промок от пота. Солнце стоит прямо над палаткой, очень низко, и раскаляет ее дышащие жаром бока. К ним опасно прикасаться, проведешь подушечками пальцев по брезенту, и с них слезет кожа, казалось Ане. Читать она уже не могла. Лежала на своей раскладушке, втягивая в себя остатки воздуха.

Июль, звенело в голове, сейчас начало июля, солнце будет долго стоять в полинявшем от жары небе. Потолок над ней покраснел, сквозь него проливались солнечные лучи. Капли пота, стекая на простыню, мгновенно исчезали между нитями ткани.

Нет, она не выйдет, ей запрещено, нельзя.

У Валентининого брата супруги пробыли еще час, проблемы не решили, но обещали над ней подумать, и заехать через неделю, когда вернутся с косы.

К жажде и голоду прибавилось еще одно мучение. Худшее. Голод и жажду можно было потерпеть. Никуда не денешься от этого. Но настал момент, когда Аня захотела в туалет. Сначала робкие, потом сильные, намеки мочевого пузыря становились все настойчивее.

Справлять естественные надобности население косы ходило через шоссе, в плавни лимана, поросшие густым камышом. Не видно, вода все смывает. Отличный туалет. Но до лимана надо было добраться. То есть, выйти на край шоссе, по нему пойти вверх в направлении Коблева до пешеходного перехода, потом через переход в плавни, а потом назад тоже через переход, и вниз до того места, где можно свернуть к своей палатке. Это долго. Очень долго. Очень. Пока она будет ходить, могут приехать мама и папа. Не увидят ее на месте, будут волноваться. А у мамы слабое сердце.

Она поискала какую-нибудь пустую банку, в которую можно было бы помочиться. Не нашла. Не в кастрюлю же!

То, чего она опасалась, тоже пришло. Ей захотелось по большой надобности.

Крутило внизу живота, в висках стучало. Аня скорчилась, стараясь подавить позывы, загнать их назад, вверх, внутрь себя. Не получалось. Ныло внизу позвоночника. От недостатка воздуха колотилось сердце. Она чувствовала, что больше нет возможности сопротивляться, природа тела сильнее, и хочет она или не хочет, ей придется развязать веревки и выйти наружу.

Она решилась. К переходу она не пойдет, надо будет перебежать дорогу прямо здесь, посередине косы. Так она сэкономит время. И попросит соседей посмотреть за палаткой, чтобы не залезли воры.

Аня надела сарафан, развязала веревки и вылезла наружу. Ее охватил свежий бриз, от его животворных объятий закружилась голова. Она затянула веревки, закрывая вход, и огляделась. Вот вроде бы подходящая пара – молодые, сидят на подстилке, перебрасываясь в карты, смеются. Точно не воры.

Аня подошла к ним, объяснила, что ей надо отлучиться, минут на 10, не больше. Попросила присмотреть за палаткой. Те согласились.

Она вышла на шоссе и несколько раз оглянулась назад, чтобы запомнить дорогу и место, где расположена их палатка. Так ее учил папа.

Подойдя к краю шоссе, Аня принялась ждать. Машины шли потоком. Разгар дня. Легковушки, рейсовые автобусы, груженые фуры. Ни одного промежутка. Наконец, поток поредел, там, наверху, кто-то переходил дорогу, обычно для этого собирались сразу несколько человек, и машины стали перед пешеходным переходом. Образовалась небольшая брешь, и Аня стремглав ринулась в прорыв.

Вот она уже на той стороне. Сняла сандалии, сцепила вместе застежками и повесила на шею. Вошла в плавни. Вода ей была чуть выше щиколотки, а густые камыши выше головы. С дороги не видно. Аня присела, постанывая от облегчения. Ей не верилось, что она дышит воздухом, что ушла эта навязчивая тяжесть внизу живота.

Она встала, вспоминая, где шоссе, с какой стороны. Вот с этой, определилась она. Между камышей проскользнула какая-то змейка, Аня вскрикнула, потом вспомнила, что отец ей объяснял, здесь к берегу подплывают водяные ужи, их нечего бояться. Вокруг босых загорелых ног, вились стайки мальков, проплыла какая-то черная рыбина, похожая на мешочек с усиками.

Вдали послышались мужские голоса. Их было трое, они шли прямо на Аню.

Голоса хриплые, пьяные, фразы перемежались матерщиной. Такие голоса и выражения она слышала у пивной будки, которую они с матерью проходили по дороге на базар, потом у подвала, где люди сдавали бутылки, и Аня прекрасно знала, как выглядят мужчины с такими голосами, и понимала, чего можно от них ожидать.

Похолодела от страха. Отступила вбок, потом еще больше вбок, стараясь не плескать водой и не шевелить камышами. Тихонечко между жестких стеблей, затаив дыхание, только бы не заметили.

Голоса приближались, потом остановились. Аня осторожно отошла еще дальше. Всё, они ушли вперед, а она осталась сзади, можно не таясь возвращаться на берег.

Но где он? Справа или слева? Отступая, она потеряла ориентир.

Аня встала на цыпочки. Напрасно, она и близко не доставала до верхушек камыша. Ничего не видно, встать не на что.

Вроде бы в эту сторону дно повышается. Нет, вот оно снова понизилось.

Аня подняла голову и посмотрела в небо. Там, где чайки, там должно быть море, там, где утки – лиман.

По всему небу чайки.

Чайки – не показатель, решила Аня. Она часто видела их далеко от моря, в городе. Над Соборной площадью и даже над Староконным рынком. Люди зимой подкармливают чаек хлебом, и они привыкли улетать далеко от моря в город, в сторону степи.

Потихоньку нарастала паника. Потом ей пришло в голову следующее соображение. Надо просто идти по мелководью вперед. В конечном счете, если она даже идет вдоль косы, то должна выйти к ее началу, туда, где пешеходный переход. А если она идет в противоположную сторону, то все равно выйдет к краю косы, на мост. Главное не менять направление, чтобы к берегу выйти, а не в глубину лимана.

Она пошла, внимательно следя за тем, чтобы не сбиться на глубину и не пропустить тот момент, когда дно начнет повышаться. Боялась наступить босыми ногами на что-то острое или ядовитое. Смотрела себе под ноги. Но ничего подобного не обнаруживалось на дне. Наоборот, вода и песок были ласковы, мальки кружились в танце, кипела жизнь, ничуть не отделяя себя от Ани и Аню от себя. Неподалеку две маленькие утки, что-то вытаскивали из воды, вытащили, проглотили, запрокинув головы, и поплыли дальше. По стеблям камыша ползали насекомые.

Аня шла очень долго, и, наконец, ей пришло в голову, что коса должна была бы уже кончиться, и надо что-то менять в тактике, куда-то поворачивать. Она снова испугалась. Видела солнце над головой, оно уже начинало склоняться книзу, там запад, но как этот запад расположен по отношению к берегу?

Внезапно, дно стало резко подниматься, Аня обрадовалась и поспешила наверх. Точно, камыши поредели, вдали показалась земля!

Аня вышла на берег и надела сандалии.

Перед ней расстилалось необъятное поле золотистой созревшей пшеницы, ожидавшей жатвы, и никакого намека на косу, море, палатки и отдыхающих.

Она застыла в недоумении. Потом поняла. Вспомнила карту автомобильных дорог, которую рассматривал отец. Лиман узкий, и к морю выходит торцом, а не своим длинным боком. Значит, Аня зашла вдоль берега слишком далеко, где-то, следуя его изгибам, повернула от косы прочь и ушла в противоположном направлении.

Но тут хотя бы нет камышей, а потому она может видеть, куда идет. А куда идти, она же не знает в какую сторону шла изначально.

Вдали за полем виднелась лесополоса, и Аня подумала, что там наверняка вдоль полосы проходит дорога, по которой на поля выезжают грузовики и комбайны. А дорога непременно приведет ее к людям.

Аня оглянулась вокруг, ища наиболее короткий путь.

Внезапно она ощутила непонятную радость и торжество. Безграничное пространство, слева, справа, вверх, все принадлежало ей. Она была центром этой Вселенной, могла, запрокинув голову, достать взглядом пичугу, выводившую трели высоко в небе, и достичь облаков, плавно текущих по небу, и далекого горизонта, за которым терялся край поля, пахнувшего горячей землей, пылью, сытностью жирных золотистых колосьев.

Её обуяла свобода. Свобода вливалась в ее грудь, выпрямляла спину, делала легкой походку.

Она пошла напрямик через поле к серовато-зеленой стене деревьев.

Шла, глубоко вдыхая воздух, сливаясь с полем, землей и теми стогами, что уже скошенные, собранные, стояли вдалеке, и внезапно возникавшими среди пшеницы кустиками сорняков, что тоже отвоевывали свое право жить, вырастали из недокорчеванных корней, с которыми боролся человек.

Что-то яркое, рыжее мелькнуло впереди. Аня застыла. В метрах трех от нее стояла лиса, пышный, яркий хвост свисал до земли. Спокойно, не собираясь убегать, внимательно смотрела на Аню темными глазами.

Лисица-сестрица. Она тоже часть Вселенной, ее сестра, знак, поданный свыше.

В «Таинственном острове» шакаловые лисы были врагами колонистов, нападали на них, пытались убить. Эта – указывала Ане путь, успокаивала. Все хорошо, мы вместе, здесь у тебя нет врагов.

Через час Аня вышла к селу.

Зашла в первый двор. Там было трое детей, девочка ее возраста ела вишню, доставая ее из глиняной миски правой рукой, сплевывая косточки в левую. Двое мальчишек постарше что-то ремонтировали у входа в сарай.

Аня подошла к девочке, хотела спросить, как называется село, и в какой стороне Коблево, но голод снова стал терзать ее, и она молча уставилась на миску с вишней.

Девочка поняла, протянула ей миску, но первые же ягоды, опущенные в пустой желудок, вызвали спазмы.

Во двор вышла хозяйка дома.

- Ти хто, звідки? – спросила она.

Аня объяснила, что она заблудилась, пришла пешком с Крыжановской косы, там она с родителями жила в палатке. А вообще она и родители из Одессы.

Хозяйка завела ее в дом, налила тарелку горячего борща, положила туда большую ложку сметаны и отрезала домашнего хлеба.

Она объяснила Ане, что вишня – кислый фрукт и на голодный желудок лучше ее не есть, надо сначала поесть борща, а потом уже можно вишню.

От борща Аня захмелела, она очень устала, и хозяйка отвела ее комнату, отделенную от кухни белой крахмальной занавеской с кружевом по низу. Постелила ей на кровати, и Аня провалилась в сон.

Пришел хозяин, спросил, что за дитё спит в комнате.

- Заблукала, дитинка. Така гарнюча. Якби залишилася в нас, га? Де троє, там четверо…

- Не можна, – ответил хозяин, – чужа ж дитина, підсудна справа. Треба голову сільради сповістити. Він до міліції зателефонує. Батькам треба повернути. Трохи відпочину, повечеряю і піду до голови.

Николай и Валентина въехали на косу. Подошли к палатке. Она была туго затянута веревками, Ани в ней не было.

Они бросились искать ее по всей косе, расспрашивать людей. Никто не видел. Наконец появились, держась за руки, пара молодых, которые сказали, что, да, к ним подходила девочка лет двенадцати и попросила присмотреть за палаткой, сказала, что через десять минут вернется. Судя, по ее закривленному лицу, они решили, что ей просто надо сбегать в плавни. Когда это было? Часа в четыре, наверное. Нет, они больше ее не видели.

В четыре часа она ушла в плавни, а сейчас уже шесть! И она оттуда не вернулась!

Валентина закричала и стала биться в истерике. Николай схватил ее за руку и потащил в машину, надо ехать в милицию, в райотдел Коблева.

«Волга» рванула с места.

К ночи Аня была водворена обратно в палатку, на свою раскладушку.

Луна взошла над морем, и от горизонта до берега на воду лег узкий серебряный кинжал, по которому соскальзывали в обе стороны голубоватые блики.

Люди на косе угомонились, уснули, кто-то сопел в подушку, кому-то снились хорошие сны, кому не очень, а некоторые и не засыпали еще, переплетаясь телами, то нежно, то яро, в укрытии своих палаток.

Через дорогу, за остывающей полосой широкого асфальта, в плавнях протекала точно такая жизнь. Кто-то спал, засунув голову себе под крыло, кто-то дожевывал недавнюю добычу, кто-то спаривался в надежде на будущую здоровую икру, лягушки завели хоровод, чьи-то маленькие челюсти грызли основание камышины, пока она не упала, распластавшись на воде.

Земля поворачивалась круглым боком с Запада на Восток, заботливо неся своих обитателей навстречу новому дню.

Семья прожила на косе еще неделю, и Аня успела дочитать «Таинственный остров», изучая его флору и фауну, борьбу колонистов за выживание, устройство шхуны и брига, постигая заодно мистерии другого «Таинственного острова» – своей души, в глубинах которой взрастают и собственные запреты, и собственные свободы, из мимоходом посеянных чужой волей зерен.

Она никогда больше не отдыхала «дикарем».

Она ненавидела палатки.

14 марта 2019 г.