Украинцы несут российский меч свободы. Славянские братья поделятся духом антиимперского сопротивления

Диссиденты и партизаны

                    Владимир Буковский назвал «оранжевую революцию» 2004 года в Украине «чудом». Похоже, что даже для него – с его опытом, осведомленностью и общепризнанной репутацией аналитика – столь решительная победа над крупнейшим отрядом постсоветской номенклатуры нарушила какие-то устоявшиеся представления и ожидания. Что же говорить о рядовых наблюдателях, которые в большинстве настраивались на еще долгое чередование разных вариантов «кучмизма». От такого маловерия не избавила даже происшедшая годом раньше грузинская «революция роз». Считалось, что она несопоставима с украинскими масштабами, и что Москва вместе с ее подопечными в Украине примут на этот раз все необходимые контрмеры.

                    Оказалось, что наблюдатели преувеличили возможности как политики и спецслужб России, так и ее «пятой колонны». И недооценили силы, которые всему этому, можно сказать, исторически противостоят в Украине.

                    Правда, неожиданность и даже внезапность победы «оранжевых» наводила на размышления: а перерастут ли ее тактические слагаемые в стратегическое качество как в залог необратимости. Ведь те, кто противостоит национально-демократическому подъему в Украине, по-прежнему очень сильны. Они вовсе не смирились с поражением, кто бы не утверждал обратное. Но счастье украинцев в том, что в их стране нашлись ресурсы, способные при должной постановке дела обращать российский империализм вспять. Подобный ресурс, надо признать, дефицитен на постсоветском и постсоциалистическом (бывший СЭВ) пространстве. И в Западной Европе тоже.

                    В разнообразных московских штабах рассуждения на эту тему звучали и по сей день звучат примерно так: «Эх, зря их Сталин тогда присоединил». На  что неизменно следует антитеза: «А куда их было – в Чехословакию, Венгрию? Скажи еще – в Польшу!  Еще хуже была бы морока». То есть речь о камне преткновения, который сам «вождь народов» так и не сумел выкорчевать посреди своей собственной империи. А его наследникам теперь расхлебывать.

                    Мне приходилось не раз слышать от сослуживцев и ветеранов, что «вопрос на Западной Украине так до конца и не решили», несмотря на огромные военные, полицейские и чекистские усилия, на террор и депортации. Особенно же бывалым генералам и полковникам не давало покоя то обстоятельство, что «в плен они не сдавались». По чекистскому пониманию, такие случаи были хуже всего, поскольку свидетельствовали о несломленности  духа врага. А вражеский дух, как хорошо знают чекисты, да и не только они, может пережить павших в бою и с новой силой воспылать в новых бойцах. Не случайно именно 5-е управление, ведавшее искоренением идеологической и духовной скверны, было ключевым во всем КГБ – органе оккупации собственной страны (подробнее о некоторых современных аспектах этой проблемы см. «Генералы из бывшей «пятерки» КГБ помогут Украине войти в НАТО», maidan.org.ua).

                    Между тем, сам Буковский успел в начале 70-х годов пообщаться с ветеранами-повстанцами, о чем он повествует в книге «И возвращается ветер…»: «…Большую часть населения (одного из лагерей в Пермской области – В.К.), как и в других политлагерях, составляли «старики», украинцы, литовцы – участники национально-освободительной борьбы 40-х годов. Многие из них никогда и не жили на воле при советской власти, а как взяли в юности оружие при вторжении советских войск, так и просидели по лагерям до старости... Это были остатки целиком загубленного поколения – в одной Литве «освободители» репрессировали 350 тысяч населения, а уж на Украине счет велся на миллионы». Это ли не еще один повод для солидарности перед лицом общего врага? Но далее следует констатация – почти как приговор: «Им трудно было понять нас, увидеть смысл наших действий. Они всё еще жили психологией 40-х годов – партизанской психологией. Уж если такой массе народа не удалось добиться освобождения с оружием в руках – то какой смысл писать бумажки?»

                    Впечатление такое, что на российского диссидента от этих ветеранов повеяло не только поражением, но и безнадежностью их дела – по большому счету общего с делом самого Буковского. И что вообще они друг друга не поняли.

                    Но Буковский, в конце концов, человек политического действия, ему не до исторических рефлексий. Совсем иной архетип советского диссиденства воплощен в фигуре мыслителя, литератора и историка  Александра Солженицына.

                    Монументальная историко-художественная галерея Солженицына на сегодня завершается двухтомником о взаимоотношениях русских и евреев. Значение именно этой темы для судеб России, конечно, еще будет осмысливаться и оцениваться. Вместе с тем, сам Солженицын не раз предупреждал о последствиях разделения России именно с Украиной. И вот, разделение произошло, и последствия куда как драматичные. Похоже, что за последние века для России и русских аналога им нет. Как пригодились бы не только предупреждения, сетования и укоры («отобрали Крым и Новороссию!»), но и глубокий исторический и культурологический анализ отношений Украины и России, украинцев и русских. Увы. Может, как ни странно, не удалось увидеть во всем этом материал и персонажей, достойных собственного пера? Или так и не нашелся (ибо, думается, отсутствует в природе) даже у великого писателя солидный контраргумент против обвинений России в имперской преемственности – от царей к большевикам, а то и далее?
 
                    У меня лично возникает вопрос: Не указывает ли упомянутое отнесение «оранжевой революции» к категории непредусмотренных (а кое для кого – и не очень интеллектуально-комфортных и желательных) «чудес» на роковой и все еще не изжитый «москвоцентризм» в воззрениях многих знаковых фигур диссидентства? Осмелюсь предположить, что некоторые из них в свое время подпали под гипноз цитаделей имперской власти, от коих находились в непосредственной близости. И, может быть, даже  впитали эту близость в оценку собственной миссии. Не мне их судить. И вообще, самое печальное даже не в этом, а в том, что итоги их мужественных усилий омрачены ситуацией, которую мы имеем  сегодня в России. В то время как потомки и последователи тех партизан нынче заняты закреплением реальной победы.

От ОУН до Рейгана

                   Конечно, все это только рассуждения и предположения. Куда важнее собранные живые свидетельства, касающиеся некоторых поворотных моментов нашей истории. Например, о том, что именно украинцы выказывали в местах заключения наибольшую организованность и стойкость, очевидно обретенные ими в ходе участия в сопротивлении на родине (см., разумеется, тот же «Архипелаг ГУЛАГ», а из более поздних работ – «ГУЛАГ. Паутина большого террора» американки Энн Эпплбаум). А, став боевым и политическим авангардом в лагерях, они же сыграли важнейшую роль в волне восстаний, прокатившихся по ГУЛАГу сразу после смерти Сталина.

                   Значение и роль тех восстаний еще не вполне оценена. Между тем, их размах и скоординированность произвели в Москве сильнейший эффект. Появились опасения, что искры бунта начнут переноситься за колючую проволоку, в том числе в близлежащие городские и промышленные центры. Все это заставило Москву, прежде всего, бросить против заключенных регулярные войска с танками. Вместе с тем, было решено «стравить пар» и распустить значительную часть лагерного контингента. Но даже эти вынужденные послабления наткнулись на яростный отпор влиятельнейших фигур в высшем руководстве. Движимые логикой схватки с ними, Никита Хрущев и его соратники шаг за шагом подошли к ХХ съезду и дали ход знаменитой «оттепели».  

                   Мой родной дядя был в то время первым заместителем Лазаря Кагановича (да, того самого). Занимаясь в основном вопросами послевоенного восстановления и реорганизаиции транспорта, он хорошо представлял себе ситуацию на местах, а также то, как на нее реагировали в Москве. Согласно его воспоминаниям, норильское и другие восстания всерьез перепугали кремлевских обитателей, только что утративших над собой твердую руку вождя и лихорадочно деливших власть. Пошли разговоры о том, что «народ не вытерпит» и «пора исправить ошибки». Одновременно открылся шанс освободиться от дамоклова меча репрессий, постоянно висевшего над самой номенклатурой. Восстания в ГУЛАГе давали мощный аргумент против тех, кто (включая, как известно, «железного наркома» Кагановича) хотел, чтобы все оставалось по-старому.

                   Так что, украинские и другие националисты, может, и сами не ведая, пошатнули в тот критический момент здание империи, действуя на него сразу из многих точек. Эта встряска отозвалась подъемом народного сопротивления  в западных районах СССР и, вероятно, дала дополнительный импульс антисоветским мятежам в Восточной Германии (1953) и Венгрии (1956). Москве пришлось маневрировать, перемежая репрессии с частичными уступками, и отвлекая ресурсы от фронтов холодной войны (помнит и ценит ли это Запад?). 

                   Указанные события в очередной раз подтвердили: советско-коммунистический режим, державшийся неограниченным насилием, произволом и всепроникающей ложью, был уязвим лишь воздействию другой силы – бескомпромиссной, организованной и духовно оснащенной.

                   Сам геополитический коллапс Советского Союза в 1991 году надо отнести, прежде всего, на счет резко возросшего силового, в данном случае военно-политического давления извне. «Перестройкой», «гласностью» и открытием границ мы обязаны в этом смысле Рональду Рейгану, идеологические установки которого были подкреплены решительным подрывом советской военной мощи в 80-е годы. Я наблюдал ту военно-политическую ситуацию с весьма близкого расстояния. И могу подтвердить, что если бы не решительный внешний нажим, «империя зла» могла бы протянуть еще годы и годы, продолжая в глобальном масштабе губить собственных подданных, остальное человечество и природную среду.

                   Что касается интеллектуального и так называемого культурного сопротивления, а также более позднего правозащитного движения под эгидой СБСЕ/ОБСЕ, то они приносили желаемый эффект лишь постольку, поскольку помогали мобилизовать еще более решительных и самоотверженных борцов. Сложилось так, что таковых в Украине после Второй мировой войны было гораздо больше, чем в России. Да и те, кто в лагерях на территории РСФСР напрямую схлестнулись с режимом, чаще имели, как говорят доступные факты, не российские, а украинские, балтийские или кавказские корни.

                   Этому имеются весомые и достаточно известные исторические причины. В частности, две мировых войны, массовый геноцид, систематические физические и духовные репрессии в конце концов подорвали силы и волю русских к сопротивлению. Написаны целые библиотеки как об этой трагедии, так и об извечных тупиках российского освободительного движения, о метаниях между неполноценной демократией и вполне законченным деспотизмом. Тем очевиднее, на мой взгляд,  прореха в понимании и оценке русскими роли национальных освободительных движений, развивавшихся не где-то в Америке или Африке, а совсем рядом, а то и посреди российской жизни.

                   К сожалению, политика агрессивной русификации, проводившаяся царскими, а затем советским властями, породила широчайшую эпидемию шовинизма. И трудно сказать, у кого выше оказывался иммунитет – у простолюдинов или интеллектуалов. У менеджеров, управлявших многонациональными коллективами, или у тех диссидентов, кто зациклился на проблеме о доле евреев среди номенклатуры 20-30-х годов или просто был туговат к освоению разговорного украинского, татарского, эстонского. Ясно лишь, что укоренившийся шовинизм морально разрушал и развращал самих русских, отвращая их от понимания и принятия свободы и демократии.

                   Резкий контраст с ними составили те, кто вел смертельную борьбу с имперско-коммунистическим режимом. Лишь благодаря им на «шестой части суши» Украина стала, в конце концов, главной территорией свободы.

                   Русификация, шовинизм и национальный гнет возникли раньше советского коммунизма и продолжали существовать вместе с ним в чудовищной античеловеческой смеси. На стыках между этими явлениями возникают разногласия среди демократов и, как мне кажется, кроются серьезные риски для всего демократического движения.

Украинский чекист круче российского!

                   Если кто-то забыл, то можно напомнить, что республиканские и местные структуры КПСС и КГБ были в постсталинское время как правило свирепее и последовательнее в своих репрессиях, чем их московские товарищи. В Москве – дипкорпус, много иностранных корреспондентов и делегаций. Путь, часто мученический, московских, а также питерских диссидентов отслеживался международной общественностью в режиме реального времени. На Кремль чуть-что – давили то из Вашингтона, то из Парижа. Чекистам приходилось регулярно давать задний ход в преследованиях столичных оппозиционеров, чтобы не столь сильно омрачать встречу Леонида Ильича с очередным западным лидером. На местах нравы и манеры были куда грубее, хотя информации о них прорывалось в свет значительно меньше.

                   Из-за этого в летописи репрессий и освободительной борьбы в СССР долгое время наблюдался перекос в пользу столичных событий и персоналий. Между тем, происходившее в Украине или Закавказье было не только драматичней, но, как теперь подтверждается, исторически гораздо важнее.

                   Из общения с украинскими чекистами в советские годы я вынес впечатление, что они относились к своим «обязанностям» вполне истово и инициативно. Давили соотечественников и все проявления «национализма» так, что нам москвичам поначалу думалось – перебор, доиграются! Но вспоминалось, что где-то за этими «негативными проявлениями» должны ощущаться и ждать своего часа куда более грозные силы, так что бдительность и превентивность КГБ УССР были оправданными.

                   Помню сотрудника одного областного управления, которого за выдающиеся успехи готовили в Москве к командировке в одну из самых престижных резидентур. Он рассказывал, как в связи с появлением в какой-то глуши на дереве желто-голубого полотнища (сам, может, вывесил?) он выследил и допрашивал некую старушку, доведя ее до приступа. «Кто повесил, старая!?» – рычал он, воспроизводя всю эту сцену в лицах. Что ни говорите, а московские держиморды в те годы были поизощреннее и свои баллы и звездочки получали скорее за способность бросить вызов арестованным, а равно западным наблюдателям по части квази-интеллектуальной риторики. Оно и понятно – под Москвой и даже на Тамбовщине партизаны уже не водились.

                   Завершая сюжет с украинским победителем пенсионерок, замечу, что он и сегодня процветает на дипломатических паркетах. Сам встречал. Не знаю лишь, это в независимой Украине досадное исключение или, скорее, правило? В России – точно правило, но да ведь мы – «кровавый путинский режим»… 

                   Позднеперестроечное время я провел в резидентуре КГБ в Вене. Это был, кроме прочего, главный бастион ООН в Европе и там несло службу очень много дипломатов и других функционеров из Украины. Если на партсобрании в посольстве требовалось жестко выступить за «реальный социализм» и против «буржуазных происков», то по неписаному правилу стремились доверить это дело украинскому коллеге. Они за нужным партийным словом в карман не лезли, были в меру эмоциональны, громя врагов все еще могучей Советской державы. Выступали они, умело играя своим музыкальном говорком, но на «мову» отнюдь не сбивались. И вообще имели в глазах руководства наработанную репутацию надежных партийцев и чекистов.

                   Сразу после путча в августе 1991 года возникла проблема. Украинцы в общении друг с другом в присутствии других советских еще-соотечественников враз перешли на беглый родной язык (телеграмма, может, поступила им от кого-то из Киева?) и даже стали очень ловко забывать русские фразы в общении с неукраинскими дипломатами. Очевидно, за одну судьбоносную ночь им открылся новый, национальный путь. Когда же через пару недель эйфория спала, почти все вернулись к служебному общению на чистом русском. Более того, именно в то переломное и неустойчивое время предусмотрительный российский КГБ заручился неразрывной дружбой с некоторыми из них, и связи эти иногда тянутся по сей день.

                   Предполагаю, что именно в отношении таких политических типажей настоящие борцы за свободу и независимость должны бы навострить свою бдительность. Вообще, ни одной посткоммунистической стране не уклониться от задач государственной десталинизации. Революционный клич «мы – украинцы!» может оказаться со временем не менее опасным, чем лозунги «мы – русские!», а также «мы – немцы!» или «мы – евреи!». Лукавость таких лозунгов очевидна хотя бы потому, сколь активно к нему прибегает интернационал бывших номенклатурщиков. Пафос известного труда «Почему Украина не Россия» состоит в том, что «не будем ворошить прошлое, мы ведь все – одной крови и все, можно сказать, страдали от москальского гнета». Несостоятельность такого подхода будет все очевиднее по мере возвращения украинцев к собственной истории и исторической истине.

Защитит ли СБУ «бандеровцев» от чекистов?

                   В Украине идет процесс восстановления статуса и репутации ОУН и других национально-демократических организаций и движений. Так, представлены документальные доказательства того, что НКВД  в провокационных целях проводил репрессии против местного населения, маскируясь под «националистов».

                   При взгляде издалека, логичным теперь представлялся бы переход к следующей и, вероятно, гораздо более сложной и острой группе вопросов.

                   Дело в том, что НКВД, а также его предшественники и преемники занимались активным агентурным проникновением в командные штабы этих организаций на подсоветской территории и за рубежом. Несмотря на признанную эффективность контрразведки ОУН, чекистам удавалось заполучить в ее рядах не только информационные источники, но и манипуляционные рычаги. В 70-е годы я практически случайно встречал в Карпатах таких бывших «проводников», получивших за службу Советам комфортные и неброские должности руководителей охотничьих хозяйств, лесных баз отдыха и тому подобного. 

                   Возьмется ли теперь СБУ за завершение недоработок контрразведки ОУН? Ведь на этом пути могут обнаружиться двусмысленные данные даже о ведущих фигурах украинского освободительного движения. Дело осложняется тем, что такие фигуры могли иной раз убедительно проявлять себя в реальных боевых операциях – НКВД позволял такое своей ценной агентуре. И, не станем также забывать, что с особым остервенением чекисты уничтожали не столько настоящих врагов, сколько тех, кого считали изменниками.

                   Так что многие проблемы еще только назревают. А главные документальные свидетельства между тем – известно где.

                   Польские, германские, чешские или литовские  власти (если называть лишь главные примеры), как известно, решились пойти на последовательное вскрытие всего наследия коммунистического режима, в том числе в персональной сфере. Несмотря на конфликты, скандалы и бешеное сопротивление, сделано уже очень много. Без этого, между прочим, этим странам (Германия – особый случай) не бывать ни в ЕС, ни в НАТО.

                   Но в последнее время эта работа стала заметно пробуксовывать. Исследователи и прокуроры столкнулись с острой нехваткой материалов и вообще с проблемой трактовки и оценки тех или иных поступков и событий. А дело в том, что слишком много материалов оказались в Москве, и добыть их оттуда нет никакой реальной возможности.

                   Более того, анатомия и суть советского режима изучена в этих странах из рук вон плохо. По сей день это фактически – табу, отягощенное боязнью «разозлить Путина». Ответственные правоохранители и ведущие эксперты названных стран мне об этом говорили совершенно открыто.

                   Возникшую заминку уже почувствовали бывшие сотрудники «Штази» и других коммунистических спецслужб. Они стали активно выставлять себя «солдатами мира» и чуть ли не врагами советского режима, которые только и делали, что грудью защищали национальные интересы своих стран от советских посягательств.

                   Видел я этих «солдат» в прежние годы: «Наши – восточногерманские, польские – танки будут на Рейне на день раньше ваших советских!»… Понимают, что, доказать что-либо в отсутствие антикоммунистического Нюрнберга с каждым годом становится все труднее. Москва же их на этот раз точно не выдаст.

                   Так что мой вывод заключается в том, что украинские историки сегодня находятся где-то в начале многотрудного и даже опасного пути по вскрытию истины. Борьба на этом пути будет острой, о чем свидетельствуют регулярные столкновения между российскими и украинскими руководителями по, казалось бы, чисто научно-историческим вопросам. Москва в последние годы выстроила свой новый исторический миф на потребу собственной политической и геополитической стратегии, и независимая демократическая Украина – главный вызов для этого мифа.

                   Для того, чтобы успешно участвовать в этом противоборстве, украинцам, на мой взгляд, придется, кроме прочего, выстроить нечто вроде собственной советологии. Благо материала под руками – все еще предостаточно. Только так можно будет объяснить себе и остальной Европе: чем же был СССР, почему именно украинцы внесли решающий вклад в его разгром и почему лишь они способны надежно перекрыть пути к его реставрации.