ОМКФ-5. Часть первая – общности

В начале прошлого века маленький лысый диктатор сказал: «Из всех искусств, для нас важнейшим является кино». Он знал толк в пропаганде. И понимал, что кино – лучший пропагандист, какого только можно придумать. Прошло лет тридцать, и другой маленький диктатор с зализанным чубчиком, который тоже знал толк в пропаганде, создал целую индустрию пропагандистской машины, немалое место в которой занимало кино, особенно документальное. А в конце прошлого века на арену выступил третий диктатор, тоже маленький и лысый, который не стал придумывать велосипед, а взял и объединил опыт двух предыдущих. Да еще ему крупно повезло – кроме полотняного экрана кинотеатра, куда еще дойти надо, кино ворвалось в каждый дом, в кухню и спальню, на стеклянный экран телевизора. И потекло, поползло, повсюду, куда его посылал маленький лысый диктатор, знающий толк в пропаганде. Понесло нужные диктатору мысли в мозг и души всех, кто включал голубой экран в России, в Украине, в Литве… Правда, Литва вовремя его отключила. А Украина…

В 1985 году, еще при Союзе, я написала статью «Суржик починає і… хто виграє?» О взаимодействии русского и украинского языков в Украине. Там были такие слова: «Вживаючи російську мову в усіх українських ВУЗах, ми старанно виховуємо російського интеллігента». Далее я говорила о дубляже всех фильмов на украинский язык в том контексте, что нужно привлекать к переводу украинских писателей, а не синхронных переводчиков, так как в кино прямая речь – элемент художественного воздействия на зрителя, а не бездушный поток информации.

До 1990 года ни одна газета в Украине не хотела ее напечатать, на меня смотрели, как на странного человека. В 90-м «Комсомольська іскра» напечатала ее в половинном объеме, выкинув все про кино и самоидентификацию нации по языковом признаку, оставив только сравнительные характеристики двух языков по филологическим параметрам.

Затем я написала статью «ТВ. Должен сидеть! (Жеглов)» (http://www.kontrast.org.ua/news/13.html) о разлагающем влиянии российского телевидения на украинского зрителя. Злобные нападки на меня со стороны русских украинцев я предполагала и ждала, но возмущение украинскоязычной интеллигенции повергло меня в шок.

«Вы лишаете человека права выбора! Еще партийную цензуру потребуйте вернуть!» Ладно, спишем это на естественную реакцию отторжения от советского времени, когда все население Украины жило в тотальной регламентации.

С самого рождения Одесского международного кинофестиваля на него обрушилась волна недоумения и даже обиды. «Что за пир во время чумы?» Мы тогда не знали, что настоящая чума еще впереди.

Ну, а в этом году, во время войны, поднялся настоящий шквал возмущения. Об открытии фестиваля я написала на своей страничке в фэйсбуке: «Друзья, вчера начался Одесский Международный кинофестиваль. На открытии мы почтили память 23 погибших наших воинов. Открытие было красивым, торжественным и без пошлости. (Иногда присущей такого рода мероприятиям). Главное, я боялась, что организаторы фестиваля пойдут по пути некоторых наших заведений искусства – заигрывания с РФ и фальшиво-радостного делания вида, что ничего не происходит, просто на Востоке у нас маленькая гражданская война. И скоро пройдет. Нет, этот фестиваль честен! Он правдив в своих политических установках, и я благодарна его руководителям за это!»

Моя коллега, журналистка-правозащитница ответила мне: «Виктория! Я тебя очень люблю и уважаю, но о чем ты? О какой честности? О пире во время чумы? Разве нельзя было его отложить, перенести? Да, планировали заранее, да, не знали будущих событий, но полагаю, что все бы поняли этот перенос правильно, если они адекватные люди. Но для организаторов – это просто бизнес... А в бизнесе не положено терять... Как можно с улыбкой идти по красной дорожке, когда в твоем доме такое горе?! Если в семье случается горе, кто-то умирает, никто же не и не подумает устраивать какие-нибудь празднества. Нормальные люди выдерживают траур и до года... А сколько за все это время наша семья (народ) потеряла своих?! Я, честно скажу, я этого не понимаю, и принять не могу! Моя душа кричит от боли! И мне не до таких праздников! Прости мою откровенность! Повторюсь: я тебя очень люблю и уважаю! Но в этот раз радости твоей не могу разделить!»

Это точка зрения не только моей коллеги. Многие говорили то же самое. Правильно ли это?

В показах фестиваля были два фильма о Майдане, что уже оправдывало его существование на сегодня. И еще несколько, которые будили в душах людей высокие чувства – гордость, достоинство, любовь к Родине и так далее. Кино в идеале – это высшая школа чувств. Если это хорошее кино, конечно.

Но сейчас я хочу поговорить о той роли кинематографа, которая вдруг неожиданно резко высветилась на фоне трагических последних событий, и о которой я ранее писала в упомянутых статьях «ТВ! Должен сидеть! (Жеглов)» и «Суржик…».

Мой родной язык – русский. И потому я протестовала против дискриминации украинского языка, руководствуясь не националистическими соображениями, не этническими, а чисто политическими, отстаивая украинство как политическую нацию, состоящую из множества других, объединенных одной государственностью, одной территорией, одними интересами и одним языком, отличающим эту нацию от всех остальных. Язык и культура – главные отличительные признаки, главные маркеры национальной идентичности. Время показало, что это были правильные рассуждения.

При Советском Союзе нас, украинцев, с детства учили, что русский народ велик, он наш старший брат (старших положено слушаться), русский язык тоже великий и могучий, русская душа загадочна (в хорошем смысле этого слова), а Россию и умом не понять и аршином не измерить. Короче – полный джентльменский набор высоких моральных качеств. Высший сорт среди народов СССР.

Ну, а раз русский народ у нас качеством повыше, то и великий и могучий тоже, и нам следует их обоих безоговорочно в виде эталона принимать, что и происходило во время Союза 70 лет принудительно, а во время независимости – 23 года добровольно. Неправда это, что в независимой Украине якобы притесняли русский язык и культуру. Наоборот, как непосредственный свидетель этих процессов, могу сказать, что Украина подвергалась агрессивной нахрапистой русификации во время СССР, и ползучей, латентной, иезуитски лицемерной русификации со стороны России в «независимый» период.

Мы смотрели российское кино, российские телепередачи, слушали российское радио и привыкали к той потихоньку внушаемой нам мысли, что мы единый народ, только вот украинцы помладше, что русские – носители самых высоких моральных достоинств, за которыми нам нужно тянуться, что россияне всегда борются за правду и всегда побеждают. С экранов кинотеатров и ТВ к нам в дом входили российские герои, борющиеся со злом, раскрывающие детективные тайны, побеждающие бандитов, благородные бизнесмены возвращали себе состояние и женились на любимых женщинах, а неблагородные были посрамлены и уходили с экрана в забвение и неизвестность. И все эти персонажи, все эти люди, становились частью жизни украинца, хотя, по сути, были жителями совершенно другой страны, и, как мы убедились, вовсе не дружественной к нам. Но ментальное пространство Украины было завоевано. Потому что своих фильмов, своих героев – не было.

Кончилось это плохо.

Даже, если мы смотрим простой сериал о любви Маши и Саши, то мы роднимся с героями, входим ежедневно в их дом, узнаем их родственников и соседей, нормальных простых людей, таких, как и мы. Откуда же возьмется понятие о том, что они чужие, или скажем, другие, что могут на нас напасть и убить? Как поднимет наш солдат автомат против этого самого Саши? Вот и не подняли в Крыму. И сейчас говорит наш срочник на Донбассе (разговор слышала моя знакомая): «Если меня призовут, я русских не пойду убивать, он наши братья. Я убью сержанта и сбегу». То есть для него российский оккупант – это брат, а наш украинский сержант не брат?

А дело в том, что про украинских сержантов он кино не смотрел, и они для него куда более абстрактное и далекое понятие, чем незнакомый русский с АК.

Ну, а если уж в российских сериалах показывали украинца, то это был простой шофер со смешным выговором, или гэкающая простушка, мечтающая выйти замуж за москвича и остаться в Москве.

 Мы смотрели фильмы о Великой Отечественной войне, в которых с фашистами воевали русские, и постепенно привыкли к мысли, что Россия победила Германию, и полосатые ленточки стали символом победившей фашизм России. По сути, Россия присвоила себе победу в ВОВ, и мы на это вяло согласились. Но это неправда! Именно Украина потерпела больше всех в этой войне, потому что наша территория была оккупирована полностью, а российская частично, именно наши деды воевали в партизанских отрядах, а не жители Приамурья.

 А после Украины чуждая нам пропаганда и всему миру попыталась внушить, что русские – это борцы с фашизмом, а «хохлы» и есть фашисты, – наследники Бандеры, соратники которого убивали всех подряд. Я это слышала и от белорусов, и от литовцев, несмотря на то, что руководители этих стран поддерживают Украину. А вот, поди ж ты, какова сила ТВ-экрана!

Одной из главных составляющих «обработки мозгов» народов Украины стала легенда о якобы насильственной украинизации. Мой друг, одесский кинорежиссер, подал чиновникам от кино свой проект – сценарий детского фильма. Проект не был принят. Мой друг-режиссер утверждает, что причиной этому послужил русский язык, на котором был написан сценарий. И пафосно заявляет, что украинизации «через колено» не покорится никогда. Я отлично знаю причину, по которой зарубили его проект. И беру на себя смелость заявить, что дело вовсе не в его русском языке, кстати, плохом и со стилистическими ошибками, и даже не в том, что сценарий был слаб и вторичен. А в том, что мой друг попросту не предложил чиновникам откат! Намекни он хотя бы процентов на 40 от бюджета фильма, и все было бы в ажуре. За откат ему дали бы постановку даже учебника проктологии на санскрите. Да еще как серьезно обосновали бы! Почему проктологии, а не педиатрии? Потому что страна сидит в глубокой жопе! Почему на санскрите? Потому что санскрит – прародитель европейских языков! А мы восстанавливаем историческую справедливость. Кто где жил столько-то лет назад и оставил там органические отходы своей жизнедеятельности, тот эту землю и должен захватить. Согласно принципу исторической справедливости. Поскольку в данном случае такая справедливость нам подходит, а общечеловеческая нет.

Короче, не в украинизации дело, которая вообще на моей памяти никогда ни в чем не проявлялась, а в том, что эта якобы насильственная украинизация – миф, нужный тем самым пропагандистам, которые заполонили экраны, эфир и ментальность украинцев своей российской продукцией. Первый миф – насильственная украинизация, второй миф – притеснение русских по языку и этническому признаку. Ложь, выворачивающая правду наизнанку.

Россия сумела это сделать, прежде всего, потому, что нашей продукции не было. Ее заменила фальшивоголосая Сирена чужой пропаганды. Первое, что начало делать правительство РФ после 91 года – это создавать мощную индустрию кино. Россия тратила на него огромные деньги и, как для себя, была права. И тогда же, вначале 90-х, в Москву уехали многие украинские режиссеры, работавшие до того в Киеве и Одессе. Наш кинопотенциал переместился туда, где была возможность работать, снимать кино, и это было естественно. Для творца не творить невозможно. А если еще учесть, что в России оставался один из лучших в мире институтов кино – ВГИК, питерский ЛГИТМИК, «Мосфильм», «Ленфильм», киностудия им. Горького, Свердловская киностудия, фильмохранилище «Белые столбы», производство пленки в Шостке, то понятно, что у России были все предпосылки стать мощным центром киноиндустрии, и она им стала. И поставила его на службу своим политическим интересам.

Что за годы независимости создала Украина в кино? Ничего. Что можно было бы противопоставить сильнейшей пропагандистской машине северного соседа?

Ровно ничего.

(Несколько фильмов сняла Кира Муратова, но ее творчество не украинское, а европейское, оно не решает проблемы национальной идентификации украинцев).

На брифинге по поводу украинской программы ОМКФ-5 продюсер Игорь Савиченко сказал, что снятое в последние годы кино в Украине – два сборника короткометражек «Украина Гудбай!» и «Мудаки. Арабески» переполнены брутальностью потому, что так режиссеры-постановщики выразили свой протест против окружающей действительности. Протест может и есть. Любое хорошее произведение искусства может выразить протест против чего-то. Например, написанный маслом на холсте букет цветов в вазе, тоже можно при желании назвать протестом против инсталляции в музее современного искусства, показывающей засохшие коровьи лепешки. Мол, там пахнет плохо, а у нас хорошо и мы, таким образом, против коровьих лепешек протестуем. А можно и наоборот, протестуем лепешками против пошлых, мещанских букетиков. Но, думается, что данная оценка продюсера неверна и притянута за уши как слабая попытка оправдать нечто, находящееся за гранью профессии, но на что были угроханы большие государственные деньги.

 Кино – это мысль, выраженная с помощью киноязыка, ассоциаций, аллюзий. В кино мы хотим видеть фразы, зашифрованные с помощью видеоряда, который мы в голове переводим в мысли, вызывающие эмоции. Так, например, осудить окружающую действительность можно, показав, как колеса автомобиля влетают в лужу, и лобовое стекло заливает густая грязь. А можно и так, как это сделали авторы в сборнике «Украина, Гудбай!», где экран полностью заливает сперма мастурбировавшего полчаса на глазах у зрителя протестанта. Думаю, что это не протест выразил режиссер, а свои подростковые, не изжитые вуайеристские комплексы. Можно сказать оппоненту в споре: «Я с вами абсолютно не согласен, вы неправы, извольте выйти отсюда!». А можно сказать: «Ты мудак, и пошел на…» – вот так и выражали свои киномысли авторы сборников. То есть, как говорится, кто на кого учился.

На кого учились авторы упомянутых сборников – сие тайна великая есть.

На последнем съезде Союза кинематографистов Украины не было режиссера старой когорты, который бы не осудил сборники за осквернение лика Украины. Но, ни один, к моему удивлению, не сказал о том, что, на мой взгляд, бросается в глаза – непрофессионализм авторов. Например, героиня выходит из дома, хлопнув дверью. Затем почти сразу же, слышится стук закрывшейся двери автомобиля, и мы понимаем, что она в него села. Однако в предыдущем кадре мы видели, что автомобиль остался на улице на некотором расстоянии от калитки, а между улицей и входом в дом есть еще сад, который проходила героиня по пути в дом. Поэтому непонятно, как она сумела за секунду пробежать дорожку сада и кусок улицы? Это настолько элементарнейшие вещи, что о них даже говорить странно. Первый курс режиссуры культпросветучилища.

И таких ошибок в сборниках пропасть. Ни драматургии, ни режиссуры, ни актерского мастерства, и никаких новаций. Впрочем, фильм М. Слабошпицкого «Ядерные отходы», получил «Серебряного леопарда» в Локарно, «Киношок» в России и еще несколько фестивальных наград. Думаю, что здесь имел место, действительно, киношок. Двадцать лет Украина ничего не показывала, а тут вдруг что-то показала, и политкорректное жюри выбрало из всей массы короткометражек то, что как-то тянуло на статус кинофильма. Хотя, когда я смотрела эту короткометражку, у меня было впечатление, что жюри, наоборот, позлорадствовало – показываете вашу страну, как затраханную и правильно делаете, так оно и есть.

И вот вам за приз за чистосердечное признание.

Идея «Ядерных отходов» хороша, хоть и не свежа. Но с античных времен все идеи повторяются, поэтому не важно, что сказать, а важно как сказать. Итак, в стране жуткая беда, все умирает, все отравлено радиацией (не обязательно понимать радиацию впрямую, это может быть и другая большая беда), но не надо терять надежды, потому что в глубине этой беды зарождается новая жизнь, которая упрямо ищет себе путь, как росточек сквозь асфальт. Так можно было бы подумать, если бы оба героя – супружеская пара, проявили бы малейший намек на обоюдное человеческое чувство. Или режиссер показал нам свое собственное сочувствие, симпатию к своим героям, а тем самым к собственной же идее фильма. Но этого нет, их секс до тошноты затянут и до омерзения техничен. Поэтому реакция возникает другая, именно та, что я определила как приз жюри за чистосердечное признание: Украина – затраханная, несчастная страна. С начала этого секса я все ждала, может какая перебивочка появится, может камера в сторону уйдет и глаз отдохнет на эстетическом восприятии кадра. Но, увы, нас заставили наблюдать это действие от начала и до конца.

А ведь можно было перебивкой ту же мысль выразить другим способом, и не тыкать зрителя лицом в долго и нудно мелькающую вверх-вниз мужскую задницу. Например, панорама на окно, и там, в стакане с водой пустившая вниз корни луковица. Так многие проращивают лук или другое растение перед посадкой в землю. Мысль та же, но без задницы.

Если Слабошпицкому кажется, что он всех поразил, эпатировал толстой мужской попой, то это не так. Нас уже 23 года эпатируют именно попами, гениталиями и так далее. Мы к ним привыкли настолько, что эпатажем для нас является поцелуй дамской ручки, затянутой в замшевую перчатку. Но каждый режиссер думает, что если он показал на экране не очень приятные глазу (в данном случае), зато абсолютно голые тела, значит, проявил смелость в изображении реальности. Где там смелость, уже в кружках любительского кино голых снимают. Просто нет у наших режиссеров другого способа самовыражения. Не могут придумать. Воображения художественного не хватает. Не на тех учились.

И закономерный вопрос – почему?

Здесь мы подходим к утверждению тезиса, начертанного в заголовке – кино это такая всемирная доменная печь.

«Важнейшей особенностью доменного процесса является его непрерывность в течение всей кампании печи и противоток поднимающихся вверх фурменных газов с непрерывно опускающимся и, наращиваемым сверху новыми порциями шихты – столбом материалов» - БСЭ.

То есть, доменную печь нельзя останавливать. От первой задувки печи и до ее износа она должна непрерывно работать, а использованные столбы шихты постоянно и непрерывно заменяться новыми. Несмотря на такую высокотехничную аналогию, она просто до мелочи коррелирует с кинопроцессом. Его нельзя останавливать! А старые поколения кинематографистов должны непрерывно заменяться новыми, потому что должен идти постоянный процесс передачи секретов профессии, ее тонкостей, которым нельзя научиться по учебнику, они передаются от мастера к ученику.

И это касается не только Украины, разумеется. Это общее правило для всех кинематографически развитых стран, где имеются свои школы мастерства.

В 1991 году кинопроцесс в Украине остановился. Украина, бывшая до этого сильной кинодержавой с наличием киношедевров в своей истории, многими международными наградами, признанием во всем мире, перестала выпускать фильмы. Из пяти киностудий остались две, и те занялись не своим делом. Киевская имени Довженко предоставляет павильоны под съемки телепрограмм, одесская – обслуживает те самые российские киногруппы, которые снимают сериалы, показывающие русских благородными героями, а хохлов, если они там присутствуют, недотепами. Продукцией, призванной, в результате, замусорить мозги украинцам.

Двадцать три года длился момент стагнации. И те два сборника короткометражек, которые продюсировал Игорь Савиченко и которые он назвал «протестными», потому и вызвали справедливый гнев старых мастеров кино, что действительно не отвечали высоким критериям украинской национальной школы, а не отвечали потому, что вырвались из контекста времени, выпали в тот пустой промежуток, когда никто ничему не учил. Теории учили в институте, а практике никто и нигде.

Доменная печь стояла выключенной.

Результат. В Украине выросло поколение молодых людей, воспитанных на российских фильмах, российской пропаганде российских ценностей, отрицающих ценности украинские. А старшее поколение, прожившее жизнь в Советском союзе и агитировать не надо было. Для них все российское ассоциируется с советским, с их молодостью, а потому идеализируется. Вот мы и получили разброд в стране, когда часть народа идентифицирует себя гражданами Украины, а другая часть гражданами России, проживающими, тем не менее, на Украине, но очень желающими сюда Россию перетащить.

Если бы этого не было, если бы наша молодежь воспитывалась на украинских национальных традициях, ощущала себя украинцами, то на Донетчине и Луганщине сепаратисты получили бы такой же отпор, какой они получили в Херсоне и Николаеве, где тоже пытались организовать «народные республики», но народ восстал против них: здесь Украина, убирайтесь.

То есть, по большому счету, упустив кинематограф, мы впустили в Украину войну.

Итак, кинопроцесс должен быть непрерывным, даже во время войны. Но какое это имеет отношение к фестивалю, празднику, наградам, цветам и прочим радостям?

Дело в том, что всякий внешний антураж фестиваля не более чем приложение к нему, нечто вроде суперобложки к книге. А внутри текст. Фестиваль – тоже необходимая часть кинопроцесса, который нельзя останавливать. Это тоже его рабочая часть, тоже производственная. Ежегодные показы продукции на фестивалях, все равно, что военные смотры на плацу для войск. Творцы соревнуются, отсматривают работы друг друга, подтягиваются друг за другом. Фестивали – это стимул к работе, к новым достижениям. Фестивали собирают лучшие работы в одном месте, демонстрируют планку, направление, куда идет кино и на что надо равняться. Показывают тенденции. Стимулируют к творчеству. Многим творцам и денежные премии не нужны, ради звания лауреата, они будут снимать и в дождь и в вёдро, и с крыла самолета.

Фестивали помогают творцам собраться в одном месте, обменяться мнениями, заключать договора, предлагать сотрудничество.

Кроме того, фестивали помогают кинокритикам отсмотреть разом всю лучшую продукцию за последний год и оценить ее. И это тоже часть производственного процесса. Представим себе творцов, не получающих оценок своего творчества, не получающих критики. Каждый будет вариться в собственном котле. Со стороны и достоинства и недостатки работы видны намного лучше, тем более что критик и режиссер это совершенно разные профессии, и видят произведение под разными углами зрения. Они оба необходимы друг другу.

Да и простой зритель также смотрит лучшие фильмы на фестивале, что поднимает общий уровень кинокультуры в стране.

Таким образом, фестиваль – катализатор доменного кинопроцесса, его необходимая часть.

И если его один или два года пропустить, то подойдут следующие фильмы, поскольку жизнь идет вперед, а этот пласт останется так и не исследованным, выпадет в тот самый межвременной промежуток, куда выпал весь кинематограф Украины в последние 20 лет.

Таковы «общности». Перейдем к частностям.